Генералиссимус Суворов. "Мы русские - враг пред нами дрожит!" - Арсений Замостьянов

И далее – в том же нигилистическом духе. Как силён этот агрессивный запал! Любимые герои Олеши – мятежники, сражающиеся по одиночке или всей сворой с традиционным миром, конечно, не могут ужиться с Суворовым. С усмирителем бунтов и мятежей. Сочувствие Наполеону даже в устах талантливого Олеши выглядит по-смердяковски. «Молодые» дважды в XX веке обрушивались на стариков, уничтожая старый мир во имя нового. Дважды «старорежимные» манеры воспринимались как нечто враждебное – после семнадцатого и после девяносто первого года. Слишком молодые генералы сделали нашу военную историю последнего десятилетия трагической. Что же до Олеши, стоит ли осуждать писателя за такое отношение к Суворову, к России, к Наполеону, заслужившему репутацию антихриста… Важнейший критерий творчества – свобода самовыражения. Если бы космополит Олеша маскировался под патриота-государственника, скажем, писал бы героические драмы про Суворова, это выглядело бы отвратительно. Мы не можем согласиться с предложенной Ю. Олешей трактовкой суворовского феномена. Но заметим: это мнение характерно для критически относящегося к истории России космополита. Олеша выразил свою точку зрения честно, ярко, талантливо. Враждебный, но пристальный взгляд на Суворова объясняет многое во взаимоотношениях суворовской легенды и русской советской культуры. А про книгу, которую подарили гимназисту Олеше, стоит напомнить. Это роман Александра Ивановича Красницкого (1866–1917)«Суворов». Занимательная книга, адресованная юношам и переполненная самодержавной пропагандой.

О бренности земного величия задумывался Нестор Кукольник. Всё проходит, не проходит только слава Суворова – такие мысли приходят в кладбищенской тиши:

Для Михаила Юрьевича Лермонтова Суворов был образцом «слуги царю, отца солдатам». Поэт, на личном опыте познавший, что такое армейская служба, придавал особенное значение охранительным подвигам Суворова в Польше и на Кавказе. В то же время Лермонтов, как и Байрон, был поражен величием измаильской победы. Легенда о взятии Измаила, конечно, то и дело возникает в его воображении…

В 1830 году Лермонтов, как и Пушкин, стихами отозвался на польские события. И, подобно Пушкину, шестнадцатилетний поэт вспоминает Суворова:

Загадка этого стихотворения состоит в том, что его можно связать не только с польскими событиями тех месяцев, но и с революцией 1830 года во Франции, и с кавказскими восстаниями того же времени. И во всех случаях упоминание Суворова оказывается уместным.

Лермонтов был восприимчив к силе суворовской легенды. В известной «нравственной поэме» «Сашка» Лермонтов снова обращается к образу Суворова – покорителя Польши:

В повести 1834 года, известной под названием «Вадим» (авторское название не установлено), Лермонтов вводит образ Суворова во взволнованный внутренний монолог молодого героя: «Между тем заботы службы, новые лица, новые мысли победили в сердце Юрия первую любовь, изгладили в его сердце первое впечатление… слава! вот его кумир! – война, вот его наслаждение!., поход! – в Турцию… о, как он упитает кровью неверных свою острую шпагу, как гордо он станет попирать разрубленные низверженные чалмы поклонников корана… как счастлив он будет, когда сам Суворов ударит его по плечу и молвит: молодец! Хват… лучше меня! Помилуй Бог!., о, Суворов верно ему скажет что-нибудь в этом роде, когда он первый взлетит, сквозь огонь и град пуль турецких, на окровавленный вал и, колеблясь, истекая кровью от глубокой, хотя бездельной раны, водрузит в чуждую землю первое знамя с двуглавым орлом! – о, какие поздравления, какие объятия после битвы…».

Из этих слов ясно, каким кумиром был Суворов для лермонтовского юноши – кумиром, способным затмить первую любовь романтика. Суворов здесь выступает как деятельный романтический герой, заражающий всех своей энергией, зовущий на подвиги. Можно подумать, что это было не только чувство молодого героя повести, но и до некоторой степени чувство самого Лермонтова – может быть, юного, шестнадцатилетнего, более юного, чем автор «Вадима»… Для Лермонтова в то время Суворов слыл байроническим героем – мужественным и отверженным; одновременно и мятежным, и карающим мятежников.

Суворов стал героем и романтической героической драмы Сергея Глинки «Антонио Гамба, спутник Суворова на горах Альпийских». С. Глинка исследовал и литературное наследие Суворова. Из множества романов и лубочных историй о Суворове, ходивших в XIX веке, обращает на себя внимание курьёзная комедия Н. Куликова «Суворов в деревне, в Милане и в обществе хорошеньких женщин».

В наследии Аполлона Николаевича Майкова мы находим яркое стихотворение «Менуэт. Рассказ старого бригадира», написанное, предположительно, в 1873 году. Это талантливая поэтическая зарисовка Екатерининского века; и пусть не Суворов, а Потёмкин является в апофеозе этого стихотворения, я считаю это стихотворение одним из самых «суворовских» в нашей поэзии. Читаем «Менуэт»:

Есть в этих строках настоящий суворовский порыв, славный солдатский победный дух. Стихотворение «Менуэт» впервые было опубликовано в 1874 году. Ранее поэт не раз обращался к легендам русского XVIII века, дух екатерининских орлов был для Майкова прекрасным выражением высокого славянского духа. Известное стихотворение «Ломоносов» (1865,1882 годы) поэт завершил знаменательной строфой: