Генералиссимус Суворов. "Мы русские - враг пред нами дрожит!" - Арсений Замостьянов

Поэт, предвосхитивший литературную моду и перемены в идеологии, молодой Симонов вместе со всей советской страной преодолевал последствия вульгарно-социологического подхода к истории. В поэме сочувственно упоминается Екатерининский век, уделено и положенное внимание главного героя к простому народу, а автора – к социальным коллизиям описываемой эпохи.

Двадцатитрёхлетний поэт, как водится, относится к жанру поэмы с головокружительным трепетом: он даже создаёт впечатление собственной авторской искушённости – получается очень симпатичная наигранная опытность молодого человека, нисколько не мешающая читателю поэмы.

Автор эпической поэмы о Суворове может легко почувствовать себя великим демиургом, всеобщим наставником, если угодно – фельдмаршалом строчек и рифм. В мире Суворова поэма Константина Симонова стоит рядом с кинофильмом Всеволода Пудовкина. Их роднит не только одна на двоих эпоха написания. И в поэме, и в фильме кульминацией судьбы заглавного героя является Швейцарский поход. И в поэме, и в фильме рассказывается о конфликте с Павлом Первым – самодуром и «пруссаком», – а великие дела Екатерининского века присутствуют как прекрасное воспоминание. Симонов больше внимания уделил Прошке, авторы фильма «Суворов» – заглавному герою. Осторожный политик Симонов воздерживается от пафосного прославления Суворова как национального героя и гения; читательское внимание то и дело переводится на «историю народа», на жизнь простых солдат и офицеров, того же Прошки. Симонов, в отличие от Пудовкина, вводит в повествование мотив классового противостояния между угнетенным народом и хоть и лучшим представителем класса угнетателей, но всё-таки крепостником Суворовым. Пудовкин работал над своим Суворовым через два года после написания Симоновым суворовской поэмы. В позднейших стихах Симонова о русских воинах и полководцах мотив классовой вражды не возникал… Мудрые солдаты (социально близкие) говорят о социально далеком фельдмаршале:

Впрочем, конечно, в сравнении с другими прислужниками царизма Суворов выигрывает и в соревновании на «социальную близость».

Поэма «Суворов» не стала крупнейшей творческой удачей Константина Симонова. Последовавшие за «Суворовым» стихотворения Симонова затмили историческую поэму, и сейчас, перечисляя лучшие произведения этого поэта, мы едва ли назовём поэму о Суворове. И всё-таки она значительна! Мы находим в поэме и подлинные прозрения, исполненные свойственной Симонову энергией, заразительным чувством. Приведу замечательный отрывок из Второй части, посвящённый осознанию Суворовым своей старости:

Это – высокая поэзия, которая всегда будет волновать умы.

Большой удачей следует признать и финал поэмы. Мужественно, по-суворовски горделиво и скромно звучат строки:

Патриот Отечества, кровно связанный с армией, Симонов чувствовал приближение войны и искал духовной поддержки у великих героев прошлого. Позже он осмыслял работу над предвоенными поэмами «Суворов» и «Ледовое побоище»: «Работа над ними была тогда существенной частью моей нравственной жизни… Думая о предстоящей схватке с фашизмом, некоторые из нас обращали взгляды в русскую историю, и прежде всего в военную историю нашего Отечества».

В 1930-е годы, а пуще – на излёте десятилетия – интерес к истории России из академического стал злободневным. В Европе наступало время военных столкновений; воспоминания о героях прошлого, о грозных царях и непобедимых полководцах завоевали место в советской пропаганде. И Симонов выкраивал из суворовской легенды образ, годный для советской пропаганды. Очевидно, что молодой поэт Константин Симонов был талантливым человеком, военная история по-настоящему интересовала его, и симоновское служение советской пропаганде в тридцатые, как и в сороковые, годы было вдохновенным. Без побед на пропагандистском ристалище мировые войны не выигрываются.

Поэма Симонова знаменует переходный период отношения к суворовской легенде в СССР. Ощущалась потребность в привлечении Суворова «на нашу сторону баррикад», но нелегко было отделаться от предрассудков огульного антимонархизма. Социально близкий пьяница Прошка почти снисходительно обращается с Суворовым, понимая, что такой снисходительностью он делает фельдмаршала ближе к народу: дружба Прошки оправдывает крепостника

Суворова. Военные таланты Суворова уже признаются образцовыми, легенды о дерзновенном фрондёрстве фельдмаршала в павловскую эпоху входят в пропагандистский обиход. Некоторые натуралистические подробности, показанные автором поэмы, привлекли молодого читателя; впрочем, повторюсь, последующие сочинения Симонова заслонили «Суворова», поэму, остающуюся всё-таки на обочине симоновского наследия.

Суворов в Кончанском. Кадр из кинофильма В. Пудовкина «Суворов»

Суворов не был забыт Симоновым и после завершения поэмы. В известном стихотворении 1942 года «Безыменное поле», вошедшем в цикл «Из дневника», образ Суворова, суворовских солдат угнетает отступающих красноармейцев:

С киплинговским темпераментом Симонов взывает к истории, к священным именам российских военных: петровских солдат, суворовских солдат, героев первых двух Отечественных войн России —1812и1914-1918 гг. Отступавшим советским солдатам являлся образ непобедимых суворовцев. Своим поражением герои стихотворения как будто предают память о них – и сплошным поражением оборачивается вся история России: