История Кубанского казачьего войска - Федор Щербина

Но в числе старинных обыкновений в Черноморском войске остались и порядки, явно вредившие служебному положению казаков. Как известно, на первых порах заселения края состоятельные казаки взамен себя посылали на кордонную службу нанятых ими батраков, не принадлежавших к составу казачьего войска. Батраки по-батрачьи и относились к службе и часто допускали совершенно невинные или маловажные, с их точки зрения, упущения, за которые, однако, по военным артикулам того времени полагалась смертная казнь. С введением полкового устройства батраков уже нельзя было посылать на службу против неприятеля.

Но богатые казаки не оставили выгодного для них приема подставлять под черкесские шашки и пули вместо себя наемных лиц. Наемных батраков стали заменять наемными товарищами казаками. Это вошло в обыкновение и стало своего рода правилом. В феврале 1809 года есаул Борзик донес Бурсаку, что из его команды четыре казака неизвестно куда скрылись, так как они прослужили положенный срок и на смену им никто не явился. То же хотели сделать и остальные казаки, отбывшие очередную службу на кордоне. Чтобы удержать их на службе в кордоне, Борзик обещал им оштрафовать не явившегося вовремя на службу есаула Барабаша в таком размере, чтобы штрафными деньгами можно было оплатить их сверхсрочную службу «по ценам наемных казаков». Существовал, следовательно, не только наем казаков на службу, но и были определенные цены по этим сделкам. В июне 1814 года Бурсак сделал выговор полковнику Белошапке за то, что, по слухам, Белошапка принимал в полк не настоящих казаков, а «наемных малолетков». В январе 1813 года есаул Тарановский донес Бурсаку, что в его отряде оказались «малолетние наемщики» не более 13 или 15 лет, такие, которые непригодны не только для военной службы, но и для домашних услуг. Тарановский сообщил об этом своему полковому командиру Кобиняку, но не получил от него никакого ответа. Опасаясь за худые последствия от такого состава отряда, Тарановский просил войскового атамана заменить малолетних казаков «их хозяевами или наемщиками совершенных лет и к службе способных».

Более печальную страницу в истории военной службы черноморского казака представляли злоупотребления как по наряду на службу казаков, так и по содержанию их на кордонах. В апреле 1815 года отставной солдат, зачисленный в казаки куреня Щербиновского, просил Бурсака, в уважение к старости и слабости, отпустить со службы одного из сыновей для прокормления семьи, так как Щербиновский, станичный атаман, последовательно отдал на службу его старшего сына, второго за ним и третьего младшего 16-ти лет, а старик остался с малолетними детьми женского пола и «не мог пропитать семьи». В июле того же года казак куреня Каневского Фатей просил атамана отпустить на год из полка его сына, который, как больной, нанял за себя одностаничника Тупала, давши ему лошадь в 130 руб., седло в 25 руб. и деньгами 60 руб. Сына его тем не менее зачислили в другой полк, и он вынужден был войти в долги, чтобы купить лошадь и седло и, уходя на службу, оставить больного старика отца при старости, а жену без средств с ребенком. В 1816 году казак Афанасий Кочевский жаловался войсковому атаману, что полицмейстер Екатеринодара Долинский назначил его в поход за Кубань, несмотря на то что он был в отставке и признан комиссиею негодным к службе. В походе старик серьезно заболел, и когда его привезли на подводе из-за Кубани домой, то Долинский назначил его в караул при полиции, где он пробыл две недели под ружьем, а затем стал посылать его в «ночные залоги» против черкесов. Кочевский просил защиты у атамана.

Такими случаями испещрены страницы архивных материалов, и если в жалобах, быть может, было некоторое преувеличение, то за общей массой их во всяком случае стоял факт беспорядочности и злоупотреблений при назначении казаков на службу.

Одних казаков власти назначали на службу, а других просто эксплуатировали. В августе 1802 года командир 2‑го пешего полка есаул Герко донес Бурсаку, что начальник Таманского округа Белый и секретарь Барыш-Тыщенко заставляли казаков его полка работать на них без всякой платы за работу. Герко приказал есаулу Знаку отобрать у них казаков, но Белый и Барыш-Тыщенко не отдали их ему.

Еще в худшее положение казаки попадали в тех случаях, когда черноморские полки были вне родины, где-нибудь вдали от нее – в Польше или Бессарабии. В таких случаях командир полка становился бесконтрольным властелином казаков. Есаулы Асауленко и Калантаевский просили 21 января 1813 года атамана Бурсака назначить следствие над командиром их полка Плохим, которого они обвиняли в злоупотреблениях по расходам фуражных сумм во время нахождения полка в Польше. Прошло два года, и только в январе 1815 года войсковая канцелярия сообщила войсковому атаману, что она нашла документы и книги полковника Плохого «не достаточными и неправильными». Так, полку следовало за все время похода 12 000 руб. на фураж, а действительный расход показан был в 26 129 руб., и откуда получилось превышение на 14 129 руб., неизвестно. В расходной книге не было показано, сколько и кому денег отпущено, а проставлены лишь общие итоги расходов. Две сотни в полку совсем не получали жалованья до ревизии книги канцелярией и т.п.

Еще через четыре месяца, в апреле 1814 года, войсковая канцелярия донесла Бурсаку, что в документах полковника Плохого не оказалось сведений о деньгах, полученных им с казны за убитых лошадей; 55 номеров или листов, где значились эти суммы, из книги вырезаны, а оставшиеся в книге цифры по этой статье «свежо помараны чернилами так сильно, что по ним ничего нельзя разобрать».

По этому поводу служившие в полку есаулы Асауленко и Калантаевский показали, что казаки часто не получали ни провианта, ни фуража, совсем не получали платы за убитых лошадей и порционных денег. Если что отпускалось казакам, то непременно в недостаточном количестве. Сам Плохой был покупщиком для полка и действовал по произволу. Есаулы 13 апреля 1813 года докладывали полковнику, что казаки требовали с сотенных командиров «достаточного продовольствия». Плохой, несмотря на полную справедливость этой претензии, приказал отыскать жалобщиков и бить их до полусмерти в страх другим, чтобы впредь никто не отваживался жаловаться. Через несколько дней Асауленко и Калантаевский вновь повторили жалобу казаков, но Плохой кричал на них: «не ваше дело», и велел им уйти с глаз. Через месяц есаулы доложили командиру, что казаки, не получая ни денег, ни провианта, вынуждены питаться на собственные средства, и вновь были прогнаны командиром. Офицеры не видели ни одного документа, по которым производились ассигновки, и не знали, что, сколько, кому и за что следовало получать. Оправдательные документы на деньги сочинял сам Плохой.

Чем окончилось это скандальное дело, в архивных материалах не нашлось сведений. Известно лишь, что 15 января 1815 года вой-сковая канцелярия, под угрозой штрафа в 10 рублей, требовала, чтобы Асауленко и Калантаевский «расписались», сколько и кому следовало из казны денег, а Асауленко и Калантаевский не могли этого сделать, так как ничего этого не знали.

Несмотря на тяжелую службу черноморских казаков на Кубани, не успевших ни осесть как следует в новом крае, ни укрепиться по границе, несмотря на явный недостаток боевых сил при частых массовых нападениях черкесов на Черноморию, центральное правительство неоднократно брало из Черноморского войска целые полки для борьбы с внешним врагом вне Черномории. Таковы были «походы» черноморских казаков – персидский с Головатым во главе и польский под командой Кошевого Чепиги. В 1806 году атаману Бурсаку приказано было высшим начальством откомандировать один конный казачий полк в Крым, в Карасу-Базар, и один пеший казачий полк в гребную флотилию маркиза де Траверсе. Полковнику Паливоде было разрешено выбрать для гребной флотилии лучших казаков из своего полка и всех других черноморских. В полк зачислено также было 48 пушкарей или канониров. В августе следующего, 1807 года, Ришелье писал Бурсаку, что командир 3‑го пешего полка Паливода 12 мая был убит в сражении на Дунае, один есаул умер от ран и один от болезни. Вследствие этого Бурсаку предписано было отправить на пополнение полка на Дунай одного старшину для командования полком, трех сотников, трех хорунжих и одного сотенного есаула или урядника. К убыли боевых сил Черноморского войска на Кубани прибавлялась убыль их на Дунае, и это происходило в то время, когда войско особенно нуждалось в защитниках родного края.