Эффект Этоса - Лиланд Экстон Модезитт

— Это не означает, что Тристин мог устроить вспышку новой.

— Я читала сообщения. Там вспыхнула не новая, там была крупная вспышка. Большая разница. Не для людей. Они и так, и эдак мертвы. Но для системы — она на месте.

— Пятьсот миллионов мертвых и система, самое меньшее на много лет необитаемая, без терраформирования.

— Вы знаете, что я права, — сказала Мириам. — Нет смысла больше это перебирать.

Ван пожал плечами.

— Вот видите. И не слишком удивляйтесь, когда решите, что Десолл был прав, — темные глаза задержались на нем. — Что сделано, то сделано. Вы здесь, и надолго задерживаться не можете. Я подготовила расписание, — в центре стола появилась голограмма. — Давайте посмотрим. Если вы не считаете что-то из этого необходимым, дайте мне знать.

Ван сомневался, что у него найдутся какие-то возражения. Она знала Мерое и Кушитские системы куда лучше него, и он видел счета. В общей сложности, тарянин провел с Мириам два часа и не ушел, пока она не заполнила различными поручениями почти все его время в последующие четыре дня, начиная с завтрашнего утра.

Затем, чувствуя больше чем просто легкое напряжение, Ван отправился к дому Сафо в западной части Курти. Он колебался, не позвонить ли сперва, но предпочел риск не застать ее. И, конечно, сестры не было дома.

Ван отыскал небольшой ресторанчик и подкрепился, а затем позвонил. Как только Сафо ответила, он оборвал связь и вернулся обратно, но даже не успел подойти к дверям, когда она отворила их. И вышла навстречу, высокая и блистательная, с полыхающими рыже-золотыми волосами.

— Это ты звонил, да? — улыбка ее была печальной.

— Я приходил раньше. Тебя не было.

— Мог бы позвонить, чтобы узнать, когда я буду.

— После твоего письма у меня не было уверенности, насколько мне обрадуются. И думал, что тебе будет труднее сказать нет, если я заявлюсь лично.

Сестра медленно покачала головой.

— Я никогда не говорила, что в гневе на тебя. Всегда тебе рада, — и отступила из дверей. — Входи. Девочки в школе, а Эйлсья на работе. Я же заступаю лишь со следующего семестра. У нас пока еще неразбериха. Я стала быстрее уставать.

— Здесь гравитация больше.

— Есть и другая тяжесть.

Ван подождал, пока она не закроет дверь, и лишь тогда сказал:

— Прости, что я не смог прилететь раньше. У нас были проблемы.

— У тебя всегда проблемы, брат.

Он принял эти слегка горькие слова.

— Первое, Глава ИИС погиб в ходе несчастного случая с кораблем. Второе, мой корабль получил основательные повреждения. И третье, меня призвали давать показания перед Ассамблеей Коалиции. Я стартовал, как только корабль был готов. Мы встали в док на Орбитальной вчера днем.

Сафо упала в новое кресло в гостиной, показавшееся ему, впрочем, похожим на то, которое он помнил по ее дому в Бенноне.

Ван выбрал стул с прямой спинкой.

— Ты слышала что-нибудь от Артуро?

— Ни слова.

— Я зашел в посольство… Точнее, я встретился с третьим секретарем вне посольства. Она собирается посмотреть, что можно узнать.

— Ты не скажешь мне, почему не ходил в посольство?

— Хочешь знать всю историю? — отпарировал он.

— Так было бы легче.

— Что ж, история эта долгая, — начал Ван. — И, по сути дела, начало ее было положено на «Фергусе»… — он рассказал почти все о своих отношениях с РКС, включая загадку Байле и действие Закона об Экономической Безопасности, а также свою вылазку в штаб. Избежал только ревенантской темы… — поэтому, вероятно, они хотят меня допросить… так как не знают, что мне известно и кто еще может быть в курсе. А не то просто подослали бы молодчиков меня пристрелить. И еще могут подослать.

Сафо долгое время изучала его.

— Ты всегда был похож на папу Кикеро. И тебя беспокоят те же вещи. Но он был мыслителем. А ты деятель.

— Это не всегда хорошо, — заметил Ван.

— Это еще и не всегда легко для людей вокруг тебя. Или для тех, кто тебя любит, — она помедлила. — Ты все еще при деле? Я поняла, что твой шеф…

— При деле. Он назвал меня своим преемником. Я Глава, управляющий директор ИИС. Это еще одна причина, по которой трудно было к вам выбраться.

— Ты… ты Глава одного из крупнейших фондов в Рукаве, а служил у них всего лишь около трех лет?

— Как подумаешь об этом, так с трудом верится, — согласился Ван.

— А я-то ломала голову, откуда ты взял столько деньжищ, чтобы нам послать, — Сафо покачала головой. — Ты их не одалживал?

— Нет, у меня было порядочное жалованье как у старшего директора, и никогда не представлялось возможности сорить деньгами. Вот я и послал все, что смог.

— О, в этом ты всегда был великодушен. Помню, как явившись с…

— У меня были средства, а вы в них нуждались.

— Ты ни слова не сказал Кикеро и Альмавиве, не так ли?

— Нет. Не было причин.

Сафо снова покачала головой.

— Ты не изменился. По-прежнему говоришь людям лишь то, что им, по твоему мнению, надлежит знать.

Ван оглядел гостиную, обратив внимание на толстые белые стены и высокие потолки.

— Хороший дом.

Она натянуто улыбнулась.

— Лучше, чем все, что мы могли бы купить в Бенноне. Я боялась тратиться, ведь деньги не наши. Эйлсья все твердила мне… что… не трогать их означало бы дурно ими распорядиться… что мои отцы не хотели, чтобы мы или их внуки жили в нищете из-за того, что с ними случилось. И ты этого тоже вряд ли хотел бы.

— Нет. Я надеялся… — А на что он, собственно, надеялся? — Я надеялся, что они тоже улетят.

— Отцы не могли. Ты же их знаешь. Как бы скверно ни шли дела.

— Я не понимал…

— Не всегда было так скверно… а ты верил… хотел, чтобы было лучше. Это то, в чем вы с Артуро всегда были похожи.

Ему не хотелось об этом думать.

— И все же я так надеялся, что они улетят с вами, — надежда всегда в войне с опытом. Ван знал это, но не мог отвергать надежду, что бы опыт ему ни говорил. После нового долгого молчания он, наконец, заговорил вновь.

— Порой я просто ничего не понимаю. Я никогда и никому не желал вреда. Но для меня никогда не было места в Бенноне. По меньшей мере, я не считал, что оно там, и так его там и не нашел. Теперь папа Кикеро и папа Альмавива… их нет. А мы здесь. Не могу не думать… — его слова затихли, повиснув в воздухе.

— Кто бы и что бы ни послужило причиной, это не ты, старший брат. Не могу осуждать тебя за желание жить свободно, не оглядываясь постоянно через плечо. Того же хочется и мне. Я не понимала, пока не попала сюда. Впрочем, это печально. Другие не должны страдать или умирать, потому что мы хотим свободы. Но такова уж оказалась цена. Ты предостерег нас. Папа Кикеро и папа Альмавива все поняли и сделали выбор. Артуро так и не понял. Он все думал, что его защитят образование и положение. Но жизнь не такова.