Ланарк: жизнь в четырех книгах - Аласдар Грэй

И Бог будет счастлив, как добрый отец,

Увидев довольных детей наконец.

Наверно, простит Он бочонок и чёрта

И дьяволу выдаст камзол и…[12]

— Что, черт возьми, я ем? — выкрикнул Ланарк.

— «Энигма де филе конгалез». Недожарено? Попробуйте эту розовую штуку, влажную, но рассыпчатую. Искренне рекомендую.

Ланарк застонал. Из ноздрей улетучивался запах жженой резины, и члены наполнялись знакомым бодрящим теплом. Он пробурчал:

— Это институтская еда.

— Да. «Квантум групп» не поставляет нам теперь ничего другого.

— Мы ушли из института, потому что не терпим эту еду.

— Восхищаюсь вами за это! — воскликнул Ритчи-Смоллет. — И вы двигались в правильном направлении! В наш комитет входят двое или трое милленариев, и кто их осудит? Разве не возносило человечество во все века молитвы о безгрешной и обильной пище? Это, конечно, невозможно, но wer immer strebendsich bemtiht и так далее. Однако человек должен питаться, разве только он, заодно с мисс Вейл, видит свой священный долг в нервной анорексии.

— Да, я буду есть! — яростно вскричал Ланарк. — Но пожалуйста, хватит забрасывать меня курьезными названиями и бессмысленными цитатами!

Он опустошил все тарелки, которые оставили нетронутыми Рима и Ритчи-Смоллет, и под конец, раздувшийся и заторможенный, почувствовал себя дурак дураком.

— Рима! — послышался чей-то голос.

В комнате появилась безвкусно одетая толстушка лет сорока.

— Фрэнки! — рассмеялась Рима. Уронив на пол огромную вышитую сумку, Фрэнки сел на кровать.

— Сладден мне сказал, что ты здесь, — сам он придет позднее. Выходит, человек-загадка все-таки тебя заполучил? А ты совсем неплохо выглядишь — просто на удивление хорошенькая, ей-богу. Привет, человек-загадка, хорошо, что ты отрастил бороду. Теперь у тебя не такой беззащитный вид.

— Привет, — буркнул Ланарк.

Встреча с Фрэнки ничуть его не обрадовала.

Ритчи-Смоллет повел их в дальний конец чердака, через кухню, где Джек мыл посуду, и вниз по еще одной винтовой лестнице в толще стены. Они очутились в квадратной комнате, перекрытой сводом, который опирался на мощную центральную колонну. Вдоль каждой стены стояли ряды встроенных каменных стульев с деревянными спинками. Неудачное устройство, подумал Ланарк: если зал заполнится, никто не увидит всех присутствующих сразу, поскольку три-четыре человека будут скрыты центральной колонной. Бодрый на вид мужчина небольшого роста, расставив ноги и держа руки в карманах, грел спину у электрокамина. Когда Ритчи-Смоллет обратился к нему, в его голосе не было привычного энтузиазма.

— А, Грант. Это Ланарк, у него есть для нас новости.

— Верно, новости о совете, — с саркастическим ударением отозвался Грант, — Я жду уже больше часа.

— Не забывай, что другие не так навострились считать время, как ты. Провост, вероятно, в крипте; пойду погляжу.

Ритчи-Смоллет вышел через дверь в углу. Грант и Ланарк уставились друг на друга. Гранту можно было дать лет тридцать, хотя его щеки и лоб прорезали глубокие вертикальные морщины. Короткие курчавые волосы были тщательно причесаны, одежда — голубой костюм, красный галстук — также отличалась аккуратностью. Грант сказал:

— Я вас знаю. Когда я был юнцом, вы показывались в старой «Элите» вместе с кодлой Сладдена.

— Недолго, — кивнул Ланарк. — Как вы следите за временем? У вас есть часы?

— У меня есть пульс.

— Вы подсчитываете сердцебиения?

— Прикидываю. Все мы в лавочках освоили это искусство, когда рухнула старая система счета времени.

— Вы владеете лавкой?

— Под лавочкой я имел в виду мастерскую. Механический цех. Я не торговец, а производитель.

Ланарк сел у огня. Голос Гранта раздражал его. Громкий и пронзительный, он выдавал привычку обращаться к толпе без посредства оборудования, которое помогает донести тихую речь до миллионов. Ланарк спросил:

— Где Полифем?

— Что?

— Я слышал, здесь находится некто по имени Полифем.

Грант ухмыльнулся:

— Да здесь я, здесь. Смоллет дал мне это прозвище.

— Почему?

— Полифем — одноглазый великан-людоед из старой сказки. Я все время напоминаю членам комитета о фактах, которые они предпочли бы забыть, поэтому они говорят, что у меня односторонний взгляд на вещи.

— Что это за факты?

— Что они не принадлежат к производителям.

— Вы хотите сказать к работникам?

— Нет, именно к производителям. Многие из тех, кто работает до седьмого пота, не производят ничего, кроме богатства. Они не вырабатывают ни продовольствия, ни топлива, ни жилищ, ни полезных идей; их труд — не более чем способ упрочить свою власть над производителями всего этого.

— А что производите вы?

— Дома. Я профсоюзный организатор в группе «Модульный дом Волстат».

Ланарк спросил задумчиво:

— Эти группы… «Волстат», «Алголагникс» и прочие… это их называют «существо»?

— Кое-кто из нас употребляет этот термин. Существо финансирует совет. Институт тоже. Так что оно само предпочитает называться базисом…

— Мне противны громкие расплывчатые названия, за которыми прячется эта сила, — нетерпеливо прервал его Ланарк.

— Так что вы не хотите о них задумываться. — Грант благожелательно кивнул. — Для интеллектуалов это типично. Институт так много раз покупал вас и продавал, что вы стыдитесь упоминать о своих хозяевах.

— У меня нет хозяев. Я ненавижу институт. Совет мне тоже не по вкусу.

— Однако он помог вам сюда добраться, так что он все еще вам небесполезен.

— Ерунда! Помогать другим людям, если тебе это почти ничего не стоит, — самое обычное дело.

— Попробуйте сигарету.

Чем больше злился Ланарк, тем дружелюбней становился Грант.

— Спасибо, не курю, — отозвался Ланарк, немного остывая.

Чуть погодя Ланарк спросил:

— Не скажете ли точно, что такое существо?

— Группа заговорщиков, которые всем владеют и управляют ради собственной выгоды.

— Вы говорите о богатых?

— Да, но не о тех, у кого в изобилии монет и банкнот; богатства такого рода — всего лишь цветные бусы, нужные, чтобы держать в повиновении производителей. Эти же владельцы и управители поступают умнее: они копят энергию. Они вознаграждают себя временем: временем, чтобы думать и планировать, временем, чтобы загодя изучать потребности.