Великий уравнитель - Вальтер Шайдель

Другие экономические факторы были еще более неустойчивыми. Высокий международный спрос на сырье помог сельским работникам сократить разрыв с городскими рабочими, но с тех пор он снова возрос. Некоторое выравнивание с 2002 года происходило только в силу восстановления после предыдущего временного подъема неравенства, вызванного экономическим кризисом. Наилучший известный пример – Аргентина, где массивный экономический спад 1998–2002 годов привел к обеднению большого количества населения. С тех пор уверенный экономический подъем вместе со сдвигом в низкоквалифицированный и трудозатратный сектор сократил требование квалифицированных рабочих и понизил надбавки за квалификацию; в результате непропорционально выиграла менее зажиточная половина населения. Такой же эффект произвели сильная юнионизация и увеличение государственных выплат. Схожее восстановление с некоторым уменьшением неравенства происходило и в Колумбии, Эквадоре, Уругвае и Венесуэле. Согласно одной оценке, если исключить выравнивающее действие восстановления после кризиса, то среднее сокращение неравенства в первой половине 2000-х было бы довольно умеренным, порядка одного пункта коэффициента Джини. В целом затихание неблагоприятных краткосрочных последствий либерализации 1990-х годов оказало некоторое влияние. Сильный экономический рост, в среднем на 4 % в год в реальном отношении, или вдвое превышающий рост предыдущих десятилетий, увеличил занятость, но на его долю, по оценкам, приходится лишь небольшая часть наблюдаемых изменений в неравенстве. Более того, эти благоприятные условия уже не применимы, поскольку ежегодный рост ВВП региона последовательно снижался на протяжении пяти лет после 2010 года, с 6 % в 2010-м до предполагаемых 0,9 % в 2015-м. Ко времени написания этой книги Бразилия, на тот момент крупнейшая экономика региона, как утверждалось, переживала худший спад после Великой депрессии. Все это заставляет усомниться в дальнейшем выравнивании[523].

И, наконец, значительное внимание публики привлекли растущие государственные выплаты, призванные сократить неравенство располагаемого дохода. В Бразилии, например, где на долю изменений в размере, охвате и распределении социальных выплат приходится около половины снижения неравенства в первом десятилетии этого века, программа «Болса-Фамилия» затронула 11 миллионов бедных семей. Тем не менее по сравнению с развитыми странами общий масштаб перераспределительных государственных мер в Латинской Америке остается очень небольшим. Да, из-за наличия огромного числа бедных домохозяйств даже относительно скромные выплаты (порядка нескольких десятых процентного пункта ВВП) оказывают большое влияние на жизнь многих людей и приводят к выравнивающему эффекту. Но в Западной Европе совокупный доход, как правило, значительно отличается от располагаемого дохода, тогда как в Латинской Америке они едва ли не равны друг другу. Тут задействовано множество причин. Объем налоговых платежей относительно ВВП по международным стандартам низок, и особенно низки налоги с дохода. В то же время процветает уклонение от налогов – отчасти вследствие недоверия правительству и отчасти из-за огромного размера неформального сектора. В целом для региона средний уровень налоговых послаблений примерно вдвое больше среднего ВВП на душу населения, а в некоторых странах прогрессивные ставки применяются только к очень высоким доходам. Таким образом, отсутствие государственных поступлений серьезно ограничивает потенциал государственных выплат. Осложняет ситуацию еще и то, что некоторые схемы социального обеспечения способствуют совокупному неравенству. Пенсии и пособия по безработице предоставляют непропорциональную выгоду находящимся в верхнем квинтиле распределения доходов, в основном городским рабочим с формальной занятостью, и дискриминируют сельское население и тех, кто занят в неформальном секторе. В этом смысле только непосредственные денежные переводы отличаются тем, что поддерживают в основном находящихся в нижней половине распределения доходов, – но они могут это делать только в той степени, в какой их не сдерживают ограничения поступлений и расходы на более регрессивные формы социального обеспечения[524].

Так почему же фискальное перераспределение в Латинской Америке настолько слабое? Этот вопрос возвращает нас к центральной теме книги – трансформационной мощи насильственных потрясений. Как мы видели, прогрессивные фискальные системы Запада прочно укоренены в двух мировых войнах, точно так же как системы перераспределения при коммунистических режимах были следствием насильственных процессов. Экономическое развитие же, напротив, не очень полезный индикатор степени фискального распределения. В 1950 году, когда западные страны и Япония усердно облагали налогами богатых и создавали обширные системы социального обеспечения, ВВП на душу населения (в международных долларах 1990 года) варьировал от 4000 до 7000 долларов в Германии, Франции, Нидерландах, Швеции, Великобритании и Канаде; был ближе к 2000 долларам в Японии, и даже в США не превышал значительно западноевропейский уровень. Эти показатели примерно соответствуют показателям ведущих латиноамериканских экономик, таких как Аргентина и Венесуэла, даже на тот момент, и еще большему числу латиноамериканских стран сегодня: в 2010 году эквивалент среднего ВВП на душу населения в восьми самых развитых странах региона составлял 7800 долларов, а в гораздо большей выборке – в среднем 6800 долларов. По такому показателю на долю среднего аргентинца, чилийца и уругвайца в 1950 году приходится даже больше, чем на долю среднего американца[525].

Это доказывает, что фискальные ограничения латиноамериканских стран не обусловлены экономическими показателями. Во всем мире неотъемлемыми условиями расширения фискальных систем были насильственные потрясения – не только в первой половине XX века, но и на протяжении столетий и даже тысячелетий. В латиноамериканской истории на протяжении последних двух столетий кровавые войны между государствами и трансформационные революции играли довольно малую роль. Это помогает понять, каким образом почти по всему региону сохранялись высокие уровни неравенства. Для этого феномена предлагались различные объяснения – в основном пагубное влияние расизма и колониальных институтов принудительного труда и рабства, а также распространенные кумовство, коррупция и олигархическая власть. Но все же то, что не происходило, может оказаться таким же, если не более важным, фактором в объяснении различий даже в само́м масштабе неравенства между Латинской Америкой и большинством других частей света. С такой точки зрения крайне маловероятно, что вообще возможны какие-то крупные прорывы в выравнивании доходов[526].