Беспечные ездоки, бешеные быки - Питер Бискинд

Таун рассказывает, что показывал Кэйл сценарии будущих лент «Грейсток: легенда о Тарзане, повелителе обезьян», а спустя несколько лет и «Текила Санрайз». По словам режиссёра Джеймса Тобака, после выхода фильма «Текила Санрайз» Кэйл жаловалась: «Таун посылал мне сценарий, я посоветовала, что нужно доработать, а он не прислушался и всё испортил». Кстати, Тобак заявляет, что Кэйл просила присылать ей сценарии, но он отказался. Если верить досье Кэйл, опубликованному в журнале «Тайм», продюсер Рэй Старк направил ей на рецензию сценарий фильма «Анни» и она отметила несколько огрехов в развитии сюжетной линии. «Я искренне любил её за то, что она оказалась единственным человеком в то время, который смог поднять критику до уровня настоящего искусства, — замечает Таун. — Но, получая хвалебные отзывы Полин, для других критиков вы неминуемо оказывались в роли парии. Именно поэтому меня терпеть не мог Винсент Кэнби». Сама Кэйл подтверждает тот факт, что читала «Грейсток» и «Текила Санрайз», но отрицает, что имела отношение к другим сценариям. «Я не рецензирую вещи, к которым так или иначе приложила руку. Да и вообще, в друзья режиссёров меня записать можно с очень большой натяжкой», — говорит Кэйл.

Все причастные к работе над «Шампунем», получили причитающуюся им долю. Правда, нашлись и те, кто остался недоволен. Например, Эшби жаловался на то, что его вклад в картину остался недооценённым материально. Правда, никто в киносообществе не считал успех «Шампуня» его заслугой. Как бы то ни было, «недооценённость» не помешала ему пополнить свою коллекцию автомобилей новыми «Порше» и «Мерседесом» серебристого цвета и прекрасным домом в Малибу, из сосны и красного дерева, за 350 тысяч долларов, построенном ещё в 1925 году.

Для Тауна «Шампунь» стал кульминацией всплеска творческой активности. В третий раз подряд он номинировался на «Оскара» сразу после «Последнего наряда» и «Китайского квартала» Кэлли, с которым Таун был по-прежнему близок, пригласил его в качестве «консультанта» в компанию «Уорнер», и, кроме того, дал Джули Пайн подряд на реконструкцию старого бунгало Джека Уорнера, в котором друзья теперь намеревались жить. Здесь имелась роскошная баня в стиле арт деко с парилкой; ванны и унитазы были из чёрного мрамора, стёкла персикового цвета, а сантехническое оборудование покрыто позолотой. Осталось место и для лужайки, обозначенной на плане как «Сад Хиры» Однако от «сада», в конце концов, пришлось отказаться подобная роскошь выглядела нелепо даже в столь по-царски богатой обстановке. (Поговаривают, правда, что кто-то просто пожаловался Фрэнку Уэллсу на то, что после Хиры на травке остаются отходы, сравнимые по объёмам с промышленными. После этого Таун отправил потерпевшей стороне огромный мешок удобрений.) В любом случае, для простого сценариста Таун воистину вознёсся.

Но по оценке самого Тауна, он не получил от «Шампуня» всего, что ему причиталось Он подсчитал, что выходило около 1 миллиона долларов 5% от общей суммы доходов, начиная с момента, когда сборы перейдут отметку в 16 миллионов, то есть — четырехкратной стоимости картины, которая обошлась в 4 миллиона. Спустя год после выхода «Шампуня» в прокат Таун встретился с Битти в отеле «Беверли Уилшир». По рассказу Тауна, Битти для начала объяснил, что Бегельман заставил Битти принять условия договора о так называемом «постепенно достигаемом уровне безубыточности», по которому все, естественно, получали гораздо меньше (Учитывая тот факт, что Битти сам продюсировал картину, Таун, Эшби, Хон и Кристи деньги получали в его компании.) «Битти сказал мне:

— Бегельман нас «сделал».

— Дудки, он тебя «сделал», а не меня. У меня контракт с тобой, а ты не удосужился сказать, что условия сделки в два раза хуже тех, на что я рассчитывал.

— Ну, ты же знаешь, как говорят в Голливуде, — на последней картине не разбогатеешь, деньги польются рекой только после следующей.

— Возможно, это было справедливо, когда я работал за 8 тысяч на «Бонни и Клайде», но «следующая» уже давно есть, вот она. Я не собираюсь судиться и останусь твоим другом, но работать с тобой больше никогда не буду. Это не работа, а — дерьмо собачье!».

Как бы там ни было, доля Тауна увеличилась вдвое и оказалась больше, чем у Эшби, Хон или Кристи.

Несмотря на то, что всю вторую половину 70-х годов Таун делал по крайней мене 500 тысяч в год, он брал у Битти займы, в которых фигурировали шестизначные цифры. Очевидно, он не слишком обременял себя перспективой расплаты, потому что считал, что Битти остался ему должен за «Шампунь». Не забывалась и обида по поводу сценарного соавторства. Рассказывает Дэвид Геффен: «Боб не уставал повторять, что Уоррен незаслуженно считается его соавтором. Однажды от имени Боба я поговорил с Битти на эту тему и, признаюсь, это был самый трудный разговор в моей жизни.

— Знаешь, Уоррен, мне кажется, что ты перешёл черту.

— Кто тебе мог такое сказать? — в бешенстве прокричал Битти.

— Боб, — ответил я.

— Так вот я хочу, чтобы он повторил тебе то же самое в моём присутствии!

Как-то на вечеринке у Голди Хон, разъярённый Уоррен, взял нас с Бобом за грудки и прошипел:

— Повтори при мне то, что ты наплёл Дэвиду.

И знаете, Боб сказал, что ничего мне не говорил о том, что Битти незаслуженно числится соавтором «Шампуня». Ответ очевиден — ему не смелости не хватило, нет, просто это была неправда. Тем же вечером Уоррен позвонил мне и сказал: «Никогда больше так не делай».

А вот рассказа Битти: «Таун сам предложил поставить моё имя в титры. Пожалуйста, я мог бы пойти в арбитраж, нет проблем. Никакой политической подоплёки, ни Роберт, ни Никсон здесь ни при чём. Просто сценарий на 99% — моя работа. Да, мы встречались каждый божий день, и я пережевывал ему сюжет. Не может быть и речи о том, что все диалоги написаны им. Это — ложь несусветная. Тем более, что оба эпизода приёмов написал я сам, а это — половина фильма. В варианте Тауна их вообще не было. Так что сама мысль о его неудовлетворённости — безумие. К тому же, половину съёмок его вообще не было на площадке, он, видите ли, был у врача».

Справедливости ради нужно заметить, что сценарии Тауна всегда отличала затянутость, а заставить его что-нибудь подсократить не представлялось возможным. Поэтому кардинальные творческие решения оставались за режиссёром, продюсером, актёром-звездой или тем, кто в том или ином проекте имел право голоса. Вспоминает Джули Пайн, бывшая жена, явно не испытывающая к Тауну особых симпатий: «По большому секрету скажу, что в «Китайском квартале» Роман вполне мог просить о включении своего имени в титры как соавтор сценария и с лёгкостью получил бы согласие Тауна. И вопрос не в концовке фильма. Роман передел всё с самого начала, по-новому выстроил сюжетную линию. Но его не волновал вопрос авторства. Он просто снял свою картину и уехал из города».

Битти и Таун дружили с 60-х годов, были близки так, как только могут быть близки мужчины. Но в Голливуде дружить нелегко: ставки слишком высоки, различия между имущим и не очень, влиятельным и бесправным огромны, граница между человеческой привязанностью и деловыми отношениями едва различима. Человеку здесь подчас трудно понять, заслужен его успех или случаен. Славы и денег много не бывает, а яд зависти способен отравить самую искреннюю и бескорыстную дружбу. Режиссёры мечтают стать продюсерами. Продюсеры хотят ставить картины. Режиссёры метят в актёры. А сценаристы, исторически самое слабое звено кинопроцесса, дрессированные обезьяны за пишущей машинкой, переживают своё положение гораздо сильнее остальных. «Роберт очень завидовал успеху других. Причём, совсем не обязательно Уоррену. Он хотел быть таким как Фрэнсис или Джек», — заключает Пайн.