Алые сердца. По тонкому льду - Тун Хуа

Мы с тринадцатым встретились взглядами и долго смотрели друг другу в глаза.

– Иди за ним! – сказала я.

Он тихо вздохнул и бессильно опустился на стул.

– Без сомнения, сейчас царственный брат совершенно не желает видеть меня. Кто-то передал тебе новость о четырнадцатом брате, и это не мог быть никто, кроме меня. Хотя царственный брат и не стал допытываться, уверен – в душе он очень зол на меня.

– Прости, – произнесла я.

Тринадцатый горько усмехнулся.

– Если бы я знал, что у четырнадцатого брата на руках высочайший указ о даровании брака, боюсь, я бы не стал опрометчиво обещать тебе обо всем ему рассказать.

– Я и сама не ожидала. Я думала, что у него мог быть указ, повелевающий мне покинуть дворец, но сейчас понимаю, что хотела выдать желаемое за действительное.

Тринадцатый резко выпрямился и радостно произнес:

– Ты не хочешь выходить замуж за четырнадцатого? Только скажи – все еще можно изменить.

– Я не хочу выходить за него замуж, но если так смогу выбраться из дворца, то предпочту воспользоваться этим способом. Кроме того, это лишь формальный союз, и мы с четырнадцатым оба это понимаем.

Тринадцатый господин со вздохом откинулся на спинку стула и пробормотал себе под нос:

– Какой же кавардак!

Прошло несколько дней, но Иньчжэнь так ничего и не предпринял. Когда тринадцатый господин зашел проведать меня, я спросила:

– Ну и что думает Его Величество?

– Я и сам не знаю, – вздохнул он. – Как-никак речь о том, чтобы подарить свою возлюбленную другому. Разве царственный брат сможет это стерпеть?

Он снова испустил тяжелый вздох и ушел.

Каждый день ко мне приходил лекарь Хэ и слушал мой пульс. Сегодня, закончив осмотр, он с улыбкой сказал:

– Уже намного лучше! Примете лекарство еще два раза, и можно будет прекратить.

С этими словами он собирался подняться и уйти. Я же подала Цяохуэй знак выйти и спросила:

– Скажите, каково мое состояние в целом?

– Вы вот-вот будете совсем здоровы, – ответил лекарь Хэ. – Но в будущем вам придется каждый день пристально следить за своим состоянием.

– Я спрашиваю не о нынешнем недуге. Я хочу знать, сколько мне осталось.

Лекарь Хэ молчал, колеблясь, и я добавила:

– Прошу, скажите мне правду. Больной имеет право знать о своей болезни, и врач обязан сказать ему все как есть.

– Мы с вами знакомы больше года, и за это время я понял, что вы, барышня, необычная девушка, которая равнодушна как к жизни, так и к смерти, – со вздохом произнес лекарь. – Однако вы, должно быть, помните, что я сказал, когда впервые слушал ваш пульс? Если будете во всем меня слушаться, то у вас в запасе будет десять лет беззаботной жизни.

Я ответила легким кивком, и он продолжил:

– С того времени прошло чуть больше года, поэтому должно было остаться еще восемь с лишним. Однако сейчас я могу сказать лишь, что при наилучшем раскладе вам осталось всего около трех-четырех лет.

Договорив, он печально опустил голову.

– Не надо, лекарь Хэ, – с улыбкой сказала я. – Без сомнения, я не самый лучший больной. Знает ли об этом Его Величество?

– Его Величество ни разу не спрашивал, – ответил он. – А я… Не осмеливался сказать.

Я улыбнулась еще шире.

– Благодарю вас, лекарь Хэ, за то, что с таким усердием лечили меня в течение этого года. Боюсь, если бы не вы…

Поднявшись, лекарь Хэ с поклоном проговорил:

– Я лишь исполнял свой долг. Остается только сожалеть о том, что мое искусство врачевания слишком ничтожно и его недостаточно для того, чтобы излечить вашу болезнь.

Я только покачала головой. Лекарь Хэ вновь поклонился, развернулся и ушел.

Мэйсян с Цзюйюнь смотрели на меня удивленными взглядами. Надув губы, Цяохуэй пробормотала:

– Что это с ними?

Я допила лекарство и спросила в ответ:

– Не хочешь поинтересоваться у них?

– Да что мне за дело? – пожала плечами Цяохуэй, протянув мне чашку чая, чтобы я промыла рот. – Если бы не вы, барышня, я бы не прожила в этом дворце и дня. Вы с госпожой обе всегда любили свободу, поэтому нет ничего удивительного в том, что вам хочется покинуть дворец. Помню, той ночью, когда я нашла вас, ваш вид до смерти напугал меня: вы бродили кругами, бледная, с вытаращенными глазами, и беспрерывно звали: «Сестра, сестра!» Позже лекарь Хэ осмотрел вас и со вздохом сказал: «Пройдет болезнь или нет – целиком зависит от нее самой. Если она сама не захочет выздороветь, то ее не спасут и чудесным образом воскресшие легендарные целители вроде Хуа То или Бянь Цюэ». Я плакала не переставая, но вы, барышня, все спали и спали. Затем, к счастью, вас навестил тринадцатый господин, и с того момента вам становилось лучше день ото дня.

Под конец в голосе Цяохуэй появилась жалобная интонация. Указав на голубое небо за окном, она добавила:

– Барышня больше не желает любоваться им из-за стен Запретного города.

– Я так виновата перед тобой, – сказала я, обняв ее. – Последние дни были полны жуткого страха. Наверное, я за всю жизнь столько не страдала.

Цяохуэй покачала головой:

– Барышня, уже скоро двадцать лет, как вы живете подобным образом. Лишь появившись здесь, я осознала, каким мучениям вы подвергались все эти годы. Главное, чтобы вам, барышня, было хорошо, тогда и я буду рада, несмотря ни на что.

Я кивнула.

Едва она договорила, как в комнату ворвался Иньчжэнь. Цяохуэй поднялась было, собираясь поприветствовать его, однако Иньчжэнь, внешне спокойный, внезапно прокричал:

– Прочь!

Изумленная служанка в испуге перевела на меня взгляд, и я легонько кивнула, веля ей скорее выйти.

Иньчжэнь пристально смотрел на меня. Жилка на его виске неистово пульсировала.

– Теперь мы наконец поняли, почему ты не можешь забыть восьмого, – произнес он наконец, чеканя каждое слово. – Мы поняли, почему ты посоветовала ему остерегаться нас, почему, когда он в наказание стоял на коленях у дверей императорского храма предков, ты тоже встала на колени в молельне. Мы знаем, почему, как только раним его, ты тут же приходишь и ранишь нас.

Я глядела в его иссиня-черные глаза, холодные как лед, в которых не было ни капли добродушия, и мое сердце будто постепенно проваливалось в ледяную прорубь. Все-таки он узнал.