Китайская империя. От Сына Неба до Мао Цзэдуна - Алексей Дельнов

В городах к Гоминьдану тоже были серьезные претензии. Заботясь о сохранении единого фронта, правительство не могло далеко пойти навстречу требованиям рабочих, ограничиваясь введением принудительного арбитража конфликтов между «трудом и капиталом». А положение китайских рабочих действительно нуждалось в существенном улучшении, к тому же их «разум возмущенный» постоянно подогревался пропагандой коммунистов о необходимости коренного социального переустройства.

Большего ожидали и широкие демократические слои. Гоминьдановское руководство, следуя утверждению Сунь Ятсена о необходимости после прихода к власти долгого периода «попечительства» над всей общественной жизнью, вело себя так, как свойственно стремящейся к монопольному правлению партии. Общественные, тем более политические организации к решению важнейших вопросов не допускались – но в то же время находились под бдительным надзором.

Гоминьдановский государственный аппарат все теснее сращивался с армейскими структурами, т. к. НРА представляло из себя, как мы видели, не только военный, но и политический механизм, и при занятии новых территорий армия сразу же брала на себя функции управления ими. Однако если прежде ее личный состав, в первую очередь офицерский корпус, состоял из людей, прошедших через умелую идеологическую обработку, осуществляемую политработниками, то теперь НРА на 2/3 состояла из бывших военнослужащих милитаристских армий, целыми частями вливавшихся в ее состав. Генералитет, офицерство в массе своей мыслили теперь вполне консервативно. Можно сказать, по-милитаристски, как повелось в военных наместничествах. Наньчан, где долгое время располагалась ставка Чан Кайши, рассматривался военными как основной политический центр, к указаниям из которого они в первую очередь и прислушивались. Потом таковым стал Нанкин – когда туда, после череды громких побед, перебрался главнокомандующий. Тем более, когда он образовал там свое правительство.

КПК тоже становилась организацией, все менее склонной к компромиссам. В решениях ее пленумов, в немалой степени под воздействием Коминтерна, провозглашалось, что «гегемоном движения все более и более становится пролетариат», что наступил момент, «когда пролетариат должен выбирать между перспективой блока со значительными слоями буржуазии и перспективой дальнейшего укрепления своего союза с крестьянством». Выбор свой руководство КПК делало, конечно же, не в пользу «значительных слоев буржуазии», то есть не в пользу единого фронта. Прямо говорилось, что участие в гоминьдановском правительстве необходимо только для того, чтобы перехватить руководство революционным процессом, а сам этот процесс определялся как социалистический по своей сути уже на современном этапе. КПК к тому времени стала мощной политической силой не только благодаря своему боевому духу, но и в количественном отношении – в ее рядах насчитывалось уже 58 тысяч членов.

Положение уханьского правительства было незавидным. Контролируемую им территорию со всех сторон окружали враждебные или недружественные силы: с востока Чан Кайши, с юга поддерживающий его гоминьдановский лидер Ли Цзишэнь, с севера и запада – войска милитаристов. Надежность собственных войск была под большим вопросом.

КПК, из-за проводимых против нее Чан Кайши репрессий, вынуждена была разворачивать свою деятельность в основном в контролируемых Уханью районах, в первую очередь в провинциях Хунань и Хубэй. «Классовому сотрудничеству», которое в сложившихся обстоятельствах было жизненно необходимо, ее деятельность отнюдь не способствовала. В результате предприниматели, неся огромные убытки от забастовок, переносили свою производственную и торговую активность из Ухани в Шанхай. В деревне началось наступление бедняцких крестьянских союзов на имущие слои. Впрочем, на переделе земли беднота особенно не настаивала (в основном из-за клановых предрассудков), ограничиваясь «экспроприацией» части движимого имущества и запасов зерна, а также «коллективными обедами», которыми вынуждены были ублажать ее богатые соседи. Но крепкие хозяева вскоре показали, что могут за себя постоять, и между их отрядами самообороны и крестьянскими союзами кое-где стали разгораться настоящие сражения.

В армии большинство и офицерского корпуса, и солдат были выходцами из состоятельных крестьянских семей, и происходящее в деревне симпатий к правительству у них не прибавляло. В мае – июне 1927 г. некоторые уханьские генералы по собственной инициативе занялись наведением порядка и в городе, и особенно в деревне, подавляя деятельность коммунистов, крестьянских союзов и рабочих организаций. Правительство ограничивалось тем, что призывало своих военачальников успокоиться.

Выход уханьское правительство нашло в проведении второго этапа Северного похода – в совместном наступлении всех гоминьдановских сил и «национальной армии» Фэн Юйсяна на Пекин. Представлялось, что в случае успеха победители просто обязаны будут разрешить все свои противоречия и заняться устроением нового Китая.

Вскоре была одержана важная победа: в Хэнани уханьская армия и войска Фэн Юйсяна, наступая с разных направлений, разбили части фэнтяньских милитаристов и соединились. Но командующий «национальной армией», становящийся на все более антикоммунистические позиции и проведший переговоры с Чан Кайши, выдвинул главе уханьского правительства фактически ультиматум: «Я вынужден настаивать на том, что настоящий момент – это самое подходящее время для объединения Гоминьдана в целях борьбы против наших общих врагов. Я хочу, чтобы вы приняли решение немедленно». Без всяких комментариев было понятно, что речь идет о полном разрыве с КПК.

Ван Цзинвэй понимал, что противостоять нажиму он не сможет – к требованиям Фэн Юйсяна присоединились все генералы уханьской армии. Но он не хотел портить отношения с советским правительством и с Коминтерном, от которых получал немалую помощь. Нельзя было не считаться и с тем, что коммунисты вели большую работу в органах гоминьдановской власти и имели большое влияние на рабочие и крестьянские организации. Не говоря уж о том, что идеологически Ван Цзинвэй стоял на достаточно левых позициях, не слишком отличающихся от позиций КПК. Поэтому он добился от тех, кто оказывал на него давление, чтобы вопрос перед коммунистами был поставлен в более мягкой форме: желающие сохранить свои руководящие посты в Гоминьдане должны выйти из КПК.

Однако лидеры КПК не были настроены на компромисс, и в этом их поддерживало московское руководство. Коммунисты вышли из уханьского правительства, а руководство партии стало исходить из возможности силового противостояния с Гоминьданом.

И они не стали медлить, а решили нанести удар первыми. Размах рабочего и крестьянского движения внушал уверенность в том, что в Китае назрел революционный взрыв на почве классовых противоречий. Поэтому руководство КПК взяло курс на «установление революционно-демократической диктатуры рабочего класса и крестьянства».

1 августа 1927 г. в Наньчане (центре провинции Цзянси) восстали воинские части, в которых давно уже вели работу коммунистические агитаторы. В ответ уханьское правительство приняло решение о полном разрыве с КПК и начало репрессии против ее членов.

На прошедшем 7 августа в Ханькоу чрезвычайном совещании ЦК КПК от руководящих постов были отстранены «правые оппортунисты», а их места заняли более революционные товарищи. Было принято решение о начале крестьянских восстаний: они были приурочены к сбору урожая и одновременной с ним уплате налогов, а потому заранее получили название «восстаний осеннего урожая». Предполагалось приступить к безвозмездной конфискации земель у крупных землевладельцев, к национализации земли и передаче ее в пользование крестьянам на уравнительных началах (что было близко к российскому образцу октября 1917 г. – ленинскому «Декрету о земле», положения которого были позаимствованы из эсеровской аграрной программы). В широкой агитации партия сочла необходимым не выходить пока за границы левогоминьдановских лозунгов, но на партинструктажах активистам уже рекомендовали проводить в массы мысль об установлении «власти советов», а также «разоблачать реакционную сущность суньятсенизма».