Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь - Рафаэль Сабатини

Взяв на корабль доминиканца в качестве духовного наставника, дон Диего совершил большую ошибку, чем полагал он сам или дон Педро. Дон Диего выбрал его потому, что монах владел английским, но именно поэтому, даже если бы не было других веских причин, его следовало оставить в Испании. Но ее светлость об этом не знала. Для нее было важно лишь то, что он говорил на родном ей языке, был рядом и готов ее выслушать.

Щеки Маргарет окрасились румянцем, а глаза, еще мгновение тому назад погасшие и унылые, оживились. С первых же слов он должен понять, кто она такая, и отбросить подозрения, закравшиеся ему в голову. Проверяя ее, монах высказал их в своем полуприветствии-полувопросе.

– Вас, должно быть, послал мне Господь, Господь и Пресвятая Дева. Вы сказали, что она защитница всех девственниц. Попросите ее за меня, мне очень нужно ее покровительство.

Маргарет заметила, что его строгий взгляд смягчился. Выражение сочувственного внимания появилось на аскетическом лице.

– Я недостойный слуга Господа и тех, кто молит Господа. В чем ваша нужда, сестра моя?

Маргарет вкратце, опасаясь не успеть, рассказала монаху о том, как ее похитили из дому, силой доставили на корабль, а теперь по воле дона Педро де Мендосы увозят в Испанию.

Монах наклонил голову.

– Я знаю, – сказал он тихо.

– Вы знаете? Вы знаете? – повторила она с ужасом.

Неужели и он с ними в заговоре? Неужели надежды, связанные с ним, напрасны? Он обо всем знает и держится так безучастно.

– И если можно верить человеку на слово, мне также известно, что у дона Педро благородные намерения.

– Какое это имеет отношение ко мне?

– Прямое. Это значит, что у него нет злодейских или греховных, связанных с вами помыслов.

– Нет злодейских или греховных помыслов? А то, что он увез меня против воли? А то, что ко мне применили силу?

– Это грех, большой грех, – спокойно признал фрай Луис. – Но все же не такой большой и страшный, как я опасался вначале. Я опасался, что смертный грех поставит под угрозу спасение его души. А в море, более чем где-либо, должно блюсти душу свою в чистоте, готовясь предстать перед Создателем, ибо многие опасности подстерегают здесь и Всевышний может призвать к себе душу в любой миг. Но я признаю, что свершился грех. Вы хотите, чтобы я уговорил дона Педро искупить свой грех. Успокойтесь, сестра моя. Под моей защитой, под защитой Господа, которому я служу, вам никакое зло не страшно. Дон Педро либо сразу вернет вас домой, либо по прибытии в Испанию вы будете тотчас вызволены из плена.

В состоянии экзальтации Маргарет готова была рассмеяться: как, оказывается, легко разрушить планы дона Педро. Это путешествие больше не представляло для нее опасности. Защитой ей будет мантия святого Доминика[67], и, хоть Маргарет мало что знала об этом ревностном поборнике Христа, насаждавшем любовь к Нему огнем и мечом и неустанно воевавшем со всеми инакомыслящими, она верила, что отныне будет вечно его любить и почитать.

Фрай Луис переложил молитвенник и четки в левую руку и, воздев правую, вытянутыми перстами совершил крестное знамение над ее золотой головкой, прошептав что-то по-латыни.

Для леди Маргарет это был словно колдовской ритуал. Ее широко поставленные глаза чуть округлились от удивления. Фрай Луис прочел немой вопрос в ее недоумевающем взгляде, отметил, что она не склонила головы в ответ на его благословение. Сомнение, мелькнувшее в глазах монаха, быстро переросло в уверенность. Дон Педро зашел в своем грехе дальше, чем полагал, не желая бесчестить его подозрением, фрай Луис. Грех дона Педро внезапно приобрел огромные размеры по сравнению с самим похищением. Фрай Луис не ожидал, что благородный отпрыск семьи, прославленной в Испании своим благочестием, подарившей Испании примаса, способен на такой страшный грех. Похищенная им женщина, которую он хотел сделать своей женой и матерью своих детей, была еретичкой!

Сделав это страшное открытие, фрай Луис содрогнулся. Губы его сжались, лицо снова превратилось в безучастную маску. Он сложил руки в просторных рукавах шерстяной белой сутаны и, не сказав ни слова, повернулся и медленно побрел по палубе, размышляя о страшном грехе дона Педро.

Фрай Луис был потрясен своим открытием, и ему потребовалось время, чтобы оправиться от шока и продумать, как он будет бороться с Сатаной за обреченную на погибель душу дона Педро де Мендосы-и‑Луны. Благочестивый монах долго и горячо молил Господа, чтоб Он наставил его и дал ему сил. Поскольку фрай Луис искренне считал мир и его славу ничтожной тщетой, через которую надо пройти по пути в вечность, он не благоговел перед сильными мира сего, не признавал превосходства знати, не отличавшейся рвением в борьбе за веру. Он не стал бы служить королю, не почитавшему себя слугой Господа, он даже не признал бы его королем. Мирская власть, которую он отверг, надев сутану доминиканца, по его мнению, заслуживала презрения и насмешки, если ее нельзя было обратить на службу вере. Из этого следовало, что, не чуждый высокомерия, фрай Луис, невольно впав в смертный грех гордыни, не чтил ни мирских заслуг, ни званий. И все же, презирая мирскую знать, он должен был с ней считаться. Это было необходимо, ибо она могла творить зло. Поскольку своекорыстные люди заискивали перед знатью, часто требовалась большая твердость, чтобы противостоять ей и разрушать ее пагубные нечестивые замыслы.

Фрай Луис молил Господа дать ему эту твердость, и лишь на следующее утро он почувствовал боговдохновение и готовность к борьбе с дьяволом.

Дон Педро вышел подышать на корму; было довольно свежо, несмотря на солнце. Дон Педро был в дурном расположении духа, когда к нему подошел монах, но, поскольку тот не сразу обнаружил свои намерения, дон Педро не прерывал его, не выказывал недовольства.

Монах же повел речь издалека. Он не давал понять, к чему клонит, желая высказать все, что должно отложиться в душе дона Педро: ведь тот, разгадав замысел, поддался бы искушению положить конец его витийству. Фрай Луис произнес целую проповедь.

Сначала он рассуждал об Испании, ее славе, ее трудностях. Ее славу он расценил как знак Божьей благодати. Господь показал всем, что сейчас испанцы – избранный народ, и горе Испании, если она когда-нибудь позабудет о величайшей милости, которой была удостоена.

Дон Педро позволил себе усомниться, что разгром Непобедимой армады был проявлением Божьей милости.

Это сомнение воспламенило фрая Луиса. Не силы Неба, а силы тьмы содействовали поражению. И Господь позволил этому свершиться в наказание за смертный грех гордыни – одну из ловушек Сатаны, – ибо люди возомнили, что их слава – результат их собственных ничтожных деяний. Нужно было напомнить людям, пока они не погибли, что на земле ничего нельзя достичь без благословения Неба.