Меч Ислама. Псы Господни. Черный лебедь - Рафаэль Сабатини

Леди Маргарет Тревеньон была им полной противоположностью. Эта женщина читала и перечитывала Священное Писание – в основном за неимением другого чтения, – пока многое не заучила наизусть, сама того не сознавая. Добавьте к этому ясный восприимчивый ум, природную смелость и свободное воспитание, привившее манеру высказываться с предельной откровенностью. О том, что так старательно втолковывал ей фрай Луис, она никогда в прошлом не задумывалась. Отец Маргарет был человек не религиозный, склонявшийся душой к старому доброму католицизму. Он уделял мало внимания религиозному воспитанию дочери и предоставил ей самой воспитывать себя. Но если Маргарет никогда раньше активно не использовала свои познания в теологии, то теперь была готова проявить их, тем более что ей бросили своего рода вызов. Она удивлялась самой себе – с какой легкостью вела полемику, как быстро приходили ей на ум библейские стихи.

Фрай Луис был просто потрясен. Он пребывал в злобном отчаянии. Теперь он убедился на собственном опыте в правоте Отцов Церкви, выступавших против переводов и распространения Священного Писания. Какой сатанинский соблазн – отдать книги Священного Писания в руки тех, кто, ничего не понимая в них, обязательно извратит их содержание. Так коварство дьявола обратит средство спасения в орудие совращения.

И когда он высказал свое гневное обличение, Маргарет рассмеялась, как Далила[69]или Иезавель[70], выставляя напоказ свою белоснежную красоту; фраю Луису показалось, что она соблазняет его, как соблазнила дона Педро. Он прикрыл лицо руками.

– Vade retro, Sathanas![71]– выкрикнул он, и Маргарет рассмеялась еще громче.

– Итак, сэр монах, – насмешничала она, – я – Сатана и должна сгинуть. Галантностью вы не отличаетесь. Это простительно священнику, но непростительно мужчине. Я никуда не пойду. Я готова состязаться с вами, сэр, пока один из нас не падет в битве.

Монах открыл лицо и с ужасом взглянул на Маргарет. Он понял ее насмешку буквально.

– Пока один из нас не падет в битве, – повторил он и вскричал: – Пока не восторжествует Сатана, вы хотите сказать! О горе мне! – И с этими словами он выскочил из главной каюты, где атмосфера для него стала невыносимой. Фрай Луис надеялся, что соленый морской воздух на палубе поднимет его дух.

Вот уже третий день фрай Луис пытался наставить Маргарет на путь истинный, и этот день оказался роковым. Его преследовали сказанные ею слова: «Я готова состязаться с вами, пока один из нас не падет в битве». Это была угроза, прелестными лживыми губами угрозу изрек сам Сатана. Теперь монах понял все. Здесь, под сводом Господнего неба, ему пришло в голову, что он подвергается страшной опасности. Он, охотник, стал гонимым. Теперь он сознавал, что были моменты, когда его собственная вера на миг пошатнулась под влиянием правдоподобных доводов, бойких ответов, коими она уязвляла его, моменты, когда он начал подвергать сомнению учение церкви, смущенный предъявленной ему цитатой из Священного Писания, опровергавшей его слова. И он, ученый, поднаторевший в теологии, терпел это от женщины, девчонки-недоучки! Это было немыслимо, нелепо, она не могла дойти до всего своим умом. Откуда же она брала силу? Откуда? Конечно, она была одержима, одержима бесами.

В нем росло убеждение в правоте своей догадки, и убеждение подкреплялось не только полемическими способностями Маргарет.

Он зримо представил ее себе – хрупкая фигурка на покрытом подушками рундучке на фоне кормового иллюминатора; она смеется, откинув назад голову, словно распутница, золотисто-рыжие волосы будто вспыхивают от солнца, голубые глаза излучают завлекающую фальшивую искренность, бесстыдно низкий корсаж открывает белую шею, изгиб округлой груди. И он скользил по ней грешным взглядом. Фрай Луис и теперь не мог избавиться от навязчивого образа, хоть и прижимал ладони к глазам, будто желая выдавить их, сопротивляясь наваждению, с ужасом обнаружив, что Маргарет возбуждает его истощенную плоть.

– Изыди, Сатана! – прошептал он снова и жалобно, всей душой взмолился о помощи в борьбе со страшным соблазном плоти, так долго и яростно подавляемым, а теперь снова возникшим на его пагубу.

– Изыди, Сатана!

Чья-то рука легла ему на плечо. Монах вздрогнул, словно его прижгли каленым железом. Возле решетки люка, на которую он опустился, стоял стройный элегантный дон Педро, глядя на него с полуулыбкой.

– С каким дьяволом вы сражаетесь, фрай Луис?

Монах ответил ему затравленным взглядом.

– Я и сам хотел бы это знать, – пробормотал он. – Присядьте, – пригласил фрай Луис, и важный аристократ повиновался.

Наступила пауза, которую наконец прервал доминиканец. Он, все больше распаляясь, повел речь о колдовстве и демонологии, подчеркивая, что темные силы способны сделать греховным то, что изначально вовсе греховным не было. Подробно остановился на происхождении и природе дьявола, намекнул на множество средств и ловушек дьявола и опасности, вытекающие из их умелой маскировки. Антихрист, уверял он, был зачат от злого духа, точно так же как и проклятый ересиарх Лютер.

Проповедь продолжалась. Она была исполнена иносказаний и наскучила дону Педро.

– Какое все это имеет отношение ко мне? – справился он.

Монах наклонился к дону Педро и придавил его плечо рукой.

– Готовы ли вы поступиться вечным блаженством в обещанном вам Царствии Небесном ради эфемерного плотского удовольствия? – мрачно спросил доминиканец.

– Спаси меня Бог, конечно нет.

– Тогда остерегитесь, брат мой!

– Чего?

– Бог создал женщину, чтобы подвергнуть мужчину испытанию, – уклончиво ответил монах. – Горе тому, кто его не выдержит!

– Произнеси вы это по-китайски, я, возможно, понял бы вас лучше, – раздраженно сказал дон Педро.

– Эта женщина… – начал монах.

– Если вы имеете в виду леди Маргарет Тревеньон, извольте либо выражаться иначе, либо вообще молчите.

Дон Педро поднялся, еле сдерживая негодование. Но фрай Луис не утратил самообладания.

– Слова ничего не значат. Важен тот факт, который они выражают. Эта леди, милорд, не поддается обращению.

Дон Педро посмотрел на него, теребя бородку.

– Хотите сказать, что вы как проповедник не можете воздействовать на нее?