Катарсис-1. Подноготная любви. Психоаналитическая эпопея - Алексей Меняйлов

Отсюда, учитывая, что мать Льва Николаевича страдала от болезненнейшего комплекса неполноценности (признак некрофилии, оборотная сторона стремления к первенству), можно не сомневаться в ассоциативных причинах его чувства к Софье Андреевне. Чувство его было особенно устойчиво потому, что мать Льва Николаевича к моменту его брака была в неизменяемом состоянии — мёртвом. Чувство Льва Николаевича было бы подвержено колебаниям, если бы мать его была ещё жива: её поступки и пространственные перемещения влияли бы на соотношение напряжённостей ненависти и притяжения у сына.

А вот с Софьей Андреевной всё иначе. С отцом Лев Николаевич не ассоциировался — да и не мог. Причин её притяжения к писателю, к несчастью для Льва Николаевича, было предостаточно. Бабушка Софьи Андреевны была урождённая графиня Завадовская, мать же Софьи Андреевны болезненно страдала от неродовитости своего мужа-дворянина и болезненно хотела быть графиней. Это было её основным чувством. Дочь-копеистка и в этом подсознательно и сознательно подражала матери. От брака с графом она получала то, что невозможно было приобрести ни за какие деньги. С другой стороны, графов предостаточно, Лев же Николаевич из них был самый ненавистный.

Причина ненависти Соньки-копеистки — в ней самой, в её некрофиличности, а вот повод для особого всплеска — несовместимость её мышления с редким среди населения неавторитарным мышлением её мужа. Это не только его мысли и фразы, но и дух, и психоэнергетика. Поскольку в окружающих нас семьях ненависть имеет значение большее, чем притяжение, то даже ещё только нарождающаяся способность Льва Николаевича мыслить независимо от некрофилического начала нашего бытия, способность, которая столь выгодно отличает его тексты от текстов остальных писателей, стала для Толстого судьбообразующим фактором.

Наличие как притяжения, так и ненависти в сколь-нибудь устойчивых взаимоотношениях выявил и наш П., анализируя список бывших у него дам: Весы были несомненным признаком притягивающих тенденций, а вот у офицерских дочек, от своих отцов-военных унаследовавших наиболее отчётливо выраженное авторитарное мышление, более чем у других категорий населения он своим свободомыслием вызывал чувство ненависти[12].

Косвенное тому подтверждение — отлучение П. от церкви с авторитарными порядками, причём отлучение без каких бы то ни было объяснений и не только в нарушение всех и всяческих декларируемых церковью общих принципов, но и сформулированных внутрицерковных дисциплинарных установлений о поведении служителей…

При рассмотрении страстной любви В. и «дорогого экстрасенса» также удаётся выявить все пять названных параметров.

Интерес именно к этой комбинации не праздный. Для нас и наших размышлений «дорогой экстрасенс» интересен, разумеется, не сам по себе. Он лишь инструмент познания В. Её странные среди целителей эволюции есть не только серия неприятных ситуаций, после которых надо психокатарсически разгребать мусор внедрившихся травм, но это прежде всего инструмент выявления «площадок» для приёма этого мусора, которые травматически образовались ещё в раннем её детстве. Детские травмы часто драматизируются вновь и вновь, и притом всю жизнь, порой составляя, к несчастью, единственное содержание жизни. «Дорогой экстрасенс» и странности поведения с ним В. — лишь начало нити, высмотрев и ухватившись за которую, можно распутать весь клубок деформаций души В., разделяющих её, пусть не в главном, с П.

Итак, собственного некрополя «дорогого экстрасенса» явно хватало для того, чтобы за ним, как за Гитлером и Гришкой Распутиным, увивалось множество женщин. Однако «чувство» «пришло» к будущей В. в ситуации, ещё более для неё неблагоприятной: когда она (1) впервые переступила порог целительского (2) Центра. Оба момента важны. Во-первых, страх неизвестности перед незнакомым местом (иконы, амулеты, странные одежды) деструктурирует защитное сознание в большей степени, чем опасность реальная. Во-вторых, Центр подразумевает скученность в этом месте целителей, что, как и в толпе, взаимоусиливает их индивидуальное воздействие на жертвы. Там у них было гнездо.

Притяжение будущей В. к аналогу Гришки отчасти определялось личностью брата В., но в основном потребностями комплекса кастрации, которые мы обсудим позднее в главе «А ведь это была победа!». Ненависть же будущей В. к «дорогому экстрасенсу» полностью определилась ассоциациями с её братом. Роль в жизни В. этого человека П. не мог осмыслить почти два года. С толку сбивали её от начала целиком отрицательная оценка персонажей Центра (кроме их чудотворения) и противоположная, восторженно-одобрительная оценка брата. А у брата, как выяснилось через два года знакомства В. и П., существовала вторая, скрываемая от сестры жизнь. Но об этом позже, в соответствующей главе. Остаётся только добавить, что брат жив, и его пространственные перемещения не могли не влиять на оттенки взаимоотношений В. с «дорогим экстрасенсом».

Что касается «чувств» «дорогого экстрасенса», то на основании ряда косвенных признаков можно уверенно говорить, что будущая В. у него с его матерью не ассоциировалась. Ввиду меньшей значимости чувств притяжения для создания продолжительных взаимоотношений, важнее рассмотреть причину его к ней ненависти. Действительно, те психологические особенности, которые отличали будущую В. в первый период её пребывания в Центре и которые, собственно, и привлекали целителя-импотента, выявить несложно, но они делали будущую В. похожей на каждую пятидесятую, если не тридцатую женщину. Всё определило не притяжение. Главное — ненависть.

И Гитлер, и Распутин женщин меняли с лёгкостью. Иными словами, им не попалась на пути женщина такой душевной организации, которую они страстно бы могли возненавидеть. Все были в достаточной степени «свои». А вот для «дорогого экстрасенса» таким объектом стала будущая В. Но почему?!! Что её так отличало от бесконечной череды женщин? Каков её вызывающий ненависть судьбообразующий фактор?

Чем по-настоящему уникальна наша В., чем она серьёзным образом отличается от десятков тысяч (именно ввиду редкости этого качества Гитлеру с Распутиным и не повезло), так это то благоприобретённое В. состояние психики, в котором совершенно естественно суббота может и должна быть в субботу.

Силу и значимость этого фактора для экстрасенса (человека, который «считывает» состояние психики непосредственно) каждый читатель может проверить экспериментально. Для этого на его территории проживания (любой) достаточно зайти в храм государственной религии (желательно, называющей себя «христианской») и, немного побеседовав со священником и освоившись с его благостным выражением лица, достать Библию и, открыв её на странице, где приведён закон Божий, зачитать заповедь о субботе и сказать, что вы, как считающий себя ультрахристианином (вариант: первохристианином), субботу будете святить в… среду (четверг, пятницу, воскресенье). Улыбка на лице священника станет ещё шире, и очень благостно вам скажут, что все христиане и просто верующие суть братья: в главном едины, в мелочах терпимы и т. п. Но если вы в другом (точно таком же) храме скажете, что собираетесь соблюдать заповедь в том виде, в каком она начертана Богом, т. е. в субботу, то стоящего перед вами священника как подменит. «Благость» с лица исчезнет, и весь он превратится в клубок звериной ненависти, изрыгающий вопли и проклятия, часто ещё и с пеной на губах. Изящно выражаясь, вас оскорбят и выставят вон. И это вы о принципе «суббота в субботу» только сказали, а представляете что бы было, если бы вы по этому принципу жили?!