Керенский - Владимир Федюк

Жизнь Керенского в Америке была непростой. Газетных гонораров часто не хватало. К тому же Нелль начала тяжело болеть. В апреле 1945 года с ней случился тяжелый приступ, сопровождавшийся потерей сознания. Врачи констатировали опухоль мозга и честно предупредили Керенского, что делать что-то уже поздно. Керенский попытался скрыть от жены страшный диагноз, но она сама догадывалась о том, что происходит. Нелль захотела вернуться на родину, где она не была уже больше двадцати лет.

Семейство Керенских отправилось в Австралию. Нелль героически выдержала долгое морское путешествие. Но по прибытии в Брисбен ее состояние вновь ухудшилось. Умирала она долго и мучительно. Всё это время Керенский неотлучно находился при ней. 10 апреля 1946 года Нелль скончалась на руках мужа. Для Керенского это был страшный удар. Несколько месяцев он не мог говорить о чем-то другом. К тому же покинуть Австралию оказалось не так просто. Билеты на судно, уходящее в Америку, достать было невозможно — весь морской транспорт был занят доставкой демобилизованных солдат из Европы.

Только осенью 1946 года Керенскому удалось вернуться в Нью-Йорк. Ему долго пришлось привыкать жить без Нелль. Он как-то сразу постарел — перестал хвастаться спортивными подвигами, скрывать свой возраст. Керенский попытался найти успокоение в новом витке политической деятельности. Дело в том, что после окончания Второй мировой войны состав русской эмиграции претерпел серьезные изменения. Старая эмиграция, рожденная революцией и гражданской войной, вынуждена была потесниться под натиском эмиграции новой. Основу ее составляли так называемые "ди-пи" (аббревиатура от английских слов, означающих "перемещенные лица"), то есть бывшие советские граждане, по разным причинам оказавшиеся за границей и не пожелавшие вернуться на родину. Были среди них и военнопленные, освобожденные западными союзниками, и те, кто был угнан на работу в Германию, но главный контингент составляли "власовцы", те, кто сотрудничал с немцами в годы войны.

У некоторых из вождей старой эмиграции возникла надежда на то, что приток новой крови оживит угасание Русского Зарубежья. Что касается Керенского, то у него были свои резоны искать сотрудничества с новой эмигрантской волной. Что ни говори, но в среде старой эмиграции он всё это время находился на положении отверженного. Появление новых людей давало надежду на то, что эта ситуация будет исправлена.

13 марта 1949 года в Нью-Йорке состоялось первое собрание Лиги борьбы за народную свободу. Инициатором ее создания стала группа старых эмигрантов, включавшая Керенского, Чернова, Зензинова, а также ряд представителей "второй волны". При распределении портфелей Керенский получил пост редактора официального бюллетеня Лиги — журнала "Грядущая Россия". Создание Лиги было попыткой объединить эмиграцию под лозунгом противостояния сталинскому тоталитаризму, но из этой затеи ничего толком не вышло. "Старые" и "новые" эмигранты оказались неспособны к сотрудничеству. В глазах молодых "старики" были ожившими динозаврами, давно утратившими представления о реальности. "Старики", ожидавшие сыновнего почтения, были разочарованы и обвиняли молодежь в беспринципности. Керенскому пришлось особенно тяжело. Эмигранты "второй волны" были воспитаны в советских школах и, сознавали они это или нет, усвоили немало стереотипов из официальных учебников. Они могли улыбаться и высказывать внешнее почтение бывшему главе Временного правительства, но тот всегда продолжал оставаться для них человеком, бежавшим из России в женском платье.

Возвращение в политику оказалось недолгим. Осенью того же 1949 года Керенский посетил Париж, с которым у него было связано столько воспоминаний. На вокзале его встречала Нина Берберова, больше никто не пришел. Керенский поселился в маленьком отеле в парижском пригороде Пасси. До войны Пасси был практически русским районом. Здесь любили рассказывать о каком-то французе, который повесился от тоски по родине, ежедневно слыша вокруг себя только русскую речь. Теперь русских в Пасси практически не осталось. Керенский ходил по улицам, и никто его не узнавал. Только в маленьком кафе на перекрестке улицы Альбони и бульвара Десселер старик официант вспомнил его и назвал "господин президент". Париж стал для Керенского чужим, как давно уже чужими стали почти забытые Петербург, Ташкент, Симбирск.

Старость политика, внезапно ставшего никому не нужным, часто оказывается ужасной. Человек привык всю жизнь находиться в центре внимания и вдруг ощущает себя в пустоте. Керенскому в этом отношении всегда везло. Уже в 36 его попытались списать со счетов, но он находил себе новые занятия и существование его вновь обретало смысл. Так произошло и сейчас. В 1955 году к Керенскому обратились представители бывшего американского президента Герберта Гувера. Еще в 1919 году по инициативе Гувера была основана библиотека (позже институт) по вопросам войны, революции и мира. Немалую часть ее собрания составили документы, касавшиеся русской революции. Дело в том, что в начале 1920 года Гувер курировал программу АРА, осуществлявшую гуманитарную помощь жертвам голода в Советской России. Представители АРА правдами и неправдами вывезли из России множество ценнейших материалов, которым грозило уничтожение. Позже к ним прибавились архивные коллекции, подаренные русскими эмигрантами, осевшими в США. До сих пор архив Гу-веровского института считается крупнейшим зарубежным архивным хранилищем по новейшей истории России.

Керенскому было предложено на основе этого собрания составить публикацию документов, характеризующих деятельность Временного правительства в 1917 году. Он взялся за дело с огромным энтузиазмом. Его помощником в этой работе был молодой американский исследователь Р. Браудер — ученик историка М. Карповича, старого друга Керенского. Итогом их деятельности стала публикация в 1961–1962 годах трех увесистых томов под общим заголовком "The Russian Provisional Government". Для Керенского их выход стал своеобразным подарком — к моменту появления первого тома ему исполнилось восемьдесят.

Сразу после завершения этой работы Керенский сел за написание мемуаров. Книга под названием "Russia and History Turning Point" ("Россия на историческом повороте") вышла в свет в 1966 году. По содержанию она в значительной мере повторяет те фрагменты воспоминаний, которые публиковались в русской эмигрантской прессе еще в 1920—1930-х годах, но дополнена главами, рассказывающими о детстве автора и событиях, предшествовавших революции. Как мемуарист, Керенский далек от лучших образцов жанра. Его воспоминания постоянно прерываются поверхностными экскурсами в историю, но в целом дают представление и о личности самого Керенского, и о его эпохе.

Работу над воспоминаниями Керенский совмещал с чтением лекций в Стэнфордскомуниверситете и проводил время между Калифорнией и Нью-Йорком. В Стэнфорде он жил в маленькой квартире из двух комнат, предоставленной ему университетом, в Нью-Йорке — в роскошном особняке на 91-й улице в восточной части Манхэттена между Лексингтон и Парк-авеню. Трехэтажный дом за № 109 принадлежал другу Керенского — конгрессмену Симпсону. Тот бесплатно выделил Керенскому две комнаты на втором этаже, при этом он мог свободно пользоваться и другими помещениями. "Особняк был барский. Особенно хорош был просторный кабинет — по стенам в шкафах книги, камин, удобные кресла, стильная мебель. Керенский принимал здесь гостей. Иногда устраивал "парти". Прислуживали в особняке японцы — муж и жена".[449]