Бен-Гур - Льюис Уоллес

Бен-Гур склонил голову, соглашаясь с ним.

– Однако, – сказала Айрас с улыбкой, глядя на юношу, глаза которого несколько раз останавливались на ее лице даже во время разговора с Балтазаром, – мы тем не менее голодны и страдаем от жажды. И если ты и в самом деле тот Бен-Гур, о котором говорил мой отец и которого я тоже имела счастье и удовольствие знать, ты, я уверена, почтешь за доброе дело показать нам тропинку к какому-нибудь источнику, чтобы мы могли запить холодной водой наш завтрак в этой пустыне.

Бен-Гур поспешил ей ответить:

– Прекрасная египтянка, я вполне тебе сочувствую. Если ты потерпишь еще немного, мы найдем тот источник, о котором ты говоришь, и я обещаю тебе, что воды его будут столь же сладки и прохладны, как и воды гораздо более знаменитой Касталии. Так поспешим же направиться к ним.

– Я благодарю тебя со всем пылом жаждущего, – склонила голову египтянка. – И надеюсь, что ты разделишь с нами хлеб, испеченный в городских печах, и масло, приготовленное на покрытых росой пастбищах неподалеку от Дамаска.

– Польщен вашей щедростью. Но поспешим отправиться в путь.

С этими словами Бен-Гур тронул коня и вместе со своим проводником занял место во главе. Одним из неудобств путешествия с верблюдами была необходимость поддерживать разговоры в подобном выспреннем тоне.

Вскоре перед путешественниками открылась узкая лощина, спустившись в которую проводник принял несколько вправо. Почва под ногами была влажной от недавних дождей. Вскоре лощина расширилась, но стены ее стали почти отвесными скалами, в которых вода, стекая, проделала заметные промоины. Наконец, через узкий проход в скалах, путники проникли в узкую долину. Прелестная для взгляда, неожиданно сменившая желтую, монотонную, без единого зеленого пятнышка пустыню, долина была подобна только что возникшему раю. Русла ручейков вились здесь и там, окаймляя зеленые лужайки и питая многочисленные кустарники. Олеандровые кусты наполняли воздух долины благоуханием своих бутонов. Громадная пальма возвышалась в царственном одиночестве. По скальным склонам, окаймляющим долину, вились виноградные лозы. Слева от входа в долину раскинулась роща шелковиц и доносилось журчание источника, к которому и стремились путники. Туда и повел их проводник.

Сильная струя била из расселины в скале, которую чья-то искусная рука расширила и придала ей форму арочного грота. Над входом в грот было выбито в граните слово «Бог» на иврите. Неведомый мастер явно жил здесь долго, пил из этого источника и в долговечной форме воздал свою благодарность этому творению природы. Излившись из арки, струя воды журчала по слою дерна, покрытому ярко-зеленым мхом, потом падала в небольшой водоем. Из водоема вытекал уже ручей, который, сделав несколько поворотов в поросших густой травой берегах и напитав корни шелковиц, еще через несколько футов бесследно исчезал в ненасытном песке. На берегах водоема можно было рассмотреть несколько узких звериных тропок, но сами берега были покрыты нетронутой травой. Тщательно осмотрев ее в поисках следов, проводник объявил, что здесь нужно расположиться на отдых, не опасаясь появления людей. Кони были тут же расседланы, эфиоп помог Балтазару и Айрас сойти с опустившегося на колени верблюда. Почтенный старец, едва ступив на зеленую траву, сразу же обернулся лицом к востоку, сложил руки на груди и вознес молитву Небесам.

– Дай же мне чашу, – нетерпеливым тоном произнесла Айрас.

Из палатки на спине верблюда раб извлек хрустальную чашу. Девушка сказала Бен-Гуру:

– Я буду служить тебе у источника.

Вместе они подошли к водоему. Он хотел было нагнуться и зачерпнуть ей чашей воды, но девушка отрицательно покачала головой, опустилась на колени, наполнила чашу водой от падающей в водоем струи и протянула ее юноше, предлагая первым утолить жажду.

– Нет, – возразил он, ласково отводя в сторону грациозную руку и видя перед собой только бездонные глаза под арками высоко вздернутых бровей, – нет, молю тебя, позволь мне служить тебе.

Но девушка снова отрицательно покачала головой.

– На моей родине, о сын Гура, говорят: «Лучше быть слугой у любимца Фортуны, чем кравчим при царском столе».

– «Любимца Фортуны»? – переспросил он.

В тоне его голоса и в выражении лица были удивление и вопрос. Заметив это, она произнесла:

– Боги посылают нам успех как знак того, что они на нашей стороне. Разве ты не выиграл в цирке?

Щеки юноши порозовели.

– Это был один знак. Затем был явлен и другой. В поединке на мечах ты превзошел римлянина.

Румянец на щеках юноши стал еще гуще – не столько от упоминания его побед, но от осознания того, что она следила за перипетиями его судьбы. Но вслед за удовольствием пришло и сомнение. Его единоборство с центурионом, как он знал, стало широко известно на Востоке, но имя победителя знали немногие – Маллух, Илдерим и Симонидис. Неужели кто-то из них поделился известной ему тайной с этой женщиной? Смущение проявилось на его лице. Видя это, она поднялась с колен и произнесла, держа чашу над водоемом:

– О боги Египта! Я возношу благодарность обретенному герою – благодарность за то, что падшие от его руки во дворце Айдерне люди были не моими соотечественниками. И в честь этого, о святые боги, я испиваю эту влагу.

Плеснув часть содержимого чаши в водоем, она выпила остальное. Опустив хрусталь от своих губ, она улыбнулась юноше.

– О сын Гура, разве может храбрец так просто уступать женщине? Возьми же теперь эту чашу и покажи, что ты сможешь найти в ней столь же счастливые слова для меня.

Он взял чашу из ее рук и, нагнувшись, наполнил ее.

– У сына Израиля нет богов, которым он мог бы принести возлияние, – сказал он, окуная чашу в воду и болтая там ею, чтобы скрыть свое изумление, еще более сильное, чем прежде. Что еще эта египтянка знает о нем? Неужели она посвящена в их отношения с Симонидисом? А с Илдеримом – знает ли она и об этом? Юноша был охвачен сомнением. Кто-то выдал все его тайны, а это было достаточно серьезно. И кроме этого, он направлялся в Иерусалим, в то место, где подобная информация, стань она достоянием его врагов, могла бы превратиться в смертельную опасность для него самого, его соратников и их общего дела. Но была ли девушка в стане его врагов? Хорошо нам – читая эти строки, мы можем выстраивать цепочку рассуждений. Юноше же приходилось принимать решения едва ли не мгновенно. Как следует охладив чашу под струей текущей воды, он наполнил ее и выпрямился, говоря с хорошо разыгранным бесстрастием:

– Совершенно искренне, будь я египтянином, греком или римлянином, я хотел бы сказать следующее. – И он вознес ввысь кубок при этих словах. – О благие боги! Я благодарен вам за то, что вы, наполнив мир злом и страданиями, все же оставили ему очарование красоты и утешение любви. И я пью за ту, кто лучшим образом воплощает в себе все это, – за Айрас, прекраснейшую из дочерей Нила!

Нежная рука мягко легла ему на плечо.

– Ты нарушил закон. Боги, за которых ты пил, – это ложные боги. Почему бы мне не пожаловаться на тебя раввинам?