Счастье в мгновении. Часть 3 - Анна Д. Фурсова

Питер и Ритчелл. Пусть хоть брат будет счастливым, раз этого не видать мне. Набираю ему, но он не отвечает. Наверное, они пребывают в лучах полного рассвета любви. Но если и позволит он мне перезвонить, то врать не стану. Настал час, чтобы создавать другие привычки.

Ник. Одержимый только одной мыслью, я совсем изгладил его из памяти. Поговорить ему с дочерью не удалось. И где же бродит эта не раскаявшаяся душа? Было в его словах что-то про номер в хостеле, который он будет снимать на Calle Serrano Anguita, 9, но снял ли он его или улетел обратно в Сиэтл?

Обгоняю автомобили, по привычке осыпая упреки на неопытных улиток, гнездившихся среди машин, так и не научившихся езде на нормальной скорости.

Отвечая на звонок Тайлера, уясняю ему, что он может отдаться своим делам и ничего не предпринимать для бессмысленного плана побега. Помимо меня у него несколько видов деятельности, связанных с психологической направленностью. Тот по голосу радуется, говоря, что я сам себя удержал от большой глупости и одумался. Я возражаю ему тем, что не собираюсь совсем ничего достигать и с завтрашнего дня возобновлю работу, которая часто откладывалась из-за подготовки к дефиле. «И как быть с выигрышем? Милана отказалась от него. А не подарить ли его Питеру и Ритчелл на свадьбу? Или оставить до лучших времен?»

Заканчивается разговор тем, что Тайлер предупреждает об уезде по делам, указывая, что охрана при мне и завтра он приедет, чтобы с глазу на глаз переговорить со мной о дальнейших действиях.

С тоской я захожу в спальню, вяло раскинув руки по краям. Кровать не заправлена с момента, когда мы, спеша, отправлялись на дефиле и Милана, столь следившая всегда за порядком, который равносилен её настроению, сообщила, что настиг тот день, когда ее принципиальность придется опустить.

Чувствуя себя покинутым, я занимаю краешек кровати, сохранивший следы страсти. В этих стенах всегдашних мечтаний мы любили друг друга, растили страсть, дарили друг другу тихое счастье. Поутру ее горячее дыхание касалось моих волос, а я, не давая знака о пробуждении, лежал, не шевелясь, пребывая в экстатическом опьянении. Купаясь в дожде из поцелуев, я таял от неслыханного наслаждения женской ласки, а волны пламени, перекатывающиеся во всех моих тканях, замирали в блаженной сладостной истоме. Теплые руки обвевали меня с такой нежностью, будто все ее тело, вся ее любовь устремлялась только ко мне. Охваченный тайным трепетом, в беззаветном упоении, я возрождался к жизни. И раскрывал я глаза, замечая перед собой живое сияние, шелковистые длинные косы которого переливались в лучах солнца.

А как я ждал ее, как мы без умолку болтали часами о пустяках, глядя на звезды… как я любовался ее улыбкой, упивался ее жемчужным голосом. Незакатная память посылает момент, когда она была углублена в свою работу над книгой, а я, лежа, посылал ей воздушные поцелуи, чувствуя себя счастливым ребенком. А как она выставляла напоказ наряды, кружась передо мной, порхая, как очаровательная бабочка капустница с иссера-бежевыми крылышками, на концах тронутыми темной пылью, будто их обмочили в тюбик с акварельной краской. Милое, нежнейшее создание с врожденным умением обольщать превращалось в невинного дитя, хлопая от восторга в ладоши, а иной раз, напротив, с упрямством женщины отстаивая свою позицию в наших несерьезных спорах. Как же меня умиляло это в ней! Без неё я бы не знал, чем наполнить свою душу. Быть бы навеки окованным ею. И эти перемежающиеся в ней переходы от ребячества, детского лепета к сложившейся женской божественной стройности личности с вкрапленным характером, рассудительной, наблюдательной, периодами горделивой натурой и острым умом порождают неукротимое желание завладеть ею полностью, возблагодарив за такую земную красу голубые небеса.

А как она пленила мои глаза! Я ступал по терниям, лишь бы пройти к ней и вырвать из чужих рук. И душу её я знал, казалось, как свою. Я провожу ладонью по одеялу, и сердце моё открывается сладостью чувств. Фруктовый запах ее духов, спелой и сладкой вишни, всё еще не испарившийся, обволакивает меня, пронизывая живым воспоминанием, как пару дней назад она неисчислимое количество раз пшикала свою шею флаконом.

И то, что приносило мне радость, сейчас приносит непреоборимую боль. Пора мне быть прежним и презирать эти любовные утехи, приносимые другим восторг. Я слепо следовал чувству, управляющему моим поведением, когда должен был не терять рассудок.

Привстав, я замечаю, как из моего кармана случайно выпадает смятый листок, «сыпая соль на рану».

Мейсон — еще один ингредиент в проблемном бульоне. Если бы не очередная ложь, не было и таковой проблемы.

Набрав в запасном телефоне цифры, указанные на номере, я пишу сообщение, увлекаясь той мыслью, что он перестанет охотиться на «Мэрилин Монро»:

«Женщина на фотографии принадлежит мне. Твой глаз пометил чужое. Закончи эту игру, удали каждый её снимок по городу, иначе игра превратится в настоящую, и ты пожалеешь об этом».

Мысли не покидают разъедающий меня образ. Они властвуют надо мной наперекор моей воли. Я раскрываю окно, чтобы прогнать отсюда этот женский дух, но он цепко держит меня.

Существуют ли преданные сердца? Вера, что на свете есть те женщины, которые искренне отдают себя мужчине, искренне любят, искренне обнимают, истощилась.

Проникаю в собственную проваливавшуюся душу и вижу только одно: неоднократное разочарование от несуществующего счастья в любви, описываемого в бульварных романах, разжигающих женские инстинкты.

О, какая лживость любви в этих идеальных романах! Уснащенные любовной приправой, в составе которой одни только страсти и ласки, безумия от счастья, разрастающегося, как мыльный пузырь, они забавляют безмозглые «бошки», подавая любовь в искусственном виде. Мол, увидели друг друга и не разлучными стали до смерти. Какая это любовь? Оттого и слишком переплодилось у нас любящих, кричащих на каждом шагу: «Люблю». А что это «люблю»? Что дает это «люблю»? Что дельного можно взять из таких строк, испестренных неисполнимыми крикливыми грезами? Дают ли они право не прилагать усилия? Ещё бы. Они для этого и создаются. Привлекают массы своей простотой и те от этого неверно толкуют любовь, наивно подобают её внезапно образовавшемуся течению, которое то приходит так негаданно, то уходит бесследно. А любовь такого не терпит. Она строится кирпичик за кирпичиком, и какими бы сильными не были чувства, как я испытал на себе, не они занимают центральное место. Желание быть лучше ради любви, желание отрадно принимать, как достоинства, так и недостатки, желание приносить радость и получать от этого вдохновение —