Русская революция. Книга 2. Большевики в борьбе за власть. 1917—1918 - Ричард Пайпс

К зиме 1920/1921 годов военный коммунизм достиг полного развития. К этому времени были приняты решительные меры, направленные на полное подчинение государству, а точнее, Коммунистической партии, всей экономики России — трудовых ресурсов, производственных мощностей и системы распределения. При этом преследовались две цели: во-первых, ослабить экономическую базу тех, кто составлял оппозицию коммунистическому режиму, и, во-вторых, создать условия, в которых этот режим мог бы осуществлять «рациональную» реорганизацию экономической жизни страны. Меры эти сводились к следующему:

1. Национализация: а) средств производства, за исключением (важным, хотя и временным) сельскохозяйственных; б) транспорта и в) всех предприятий, кроме самых мелких.

2. Ликвидация частной торговли путем национализации оптовых и розничных торговых предприятий и введение системы распределения, находящейся под контролем правительства.

3. Упразднение денег как менового эквивалента и единицы бухгалтерского учета и переход к системе регулируемого государством прямого обмена товарами.

4. Подчинение всей экономической жизни страны единому плану.

5. Введение трудовой повинности для всех совершеннолетних дееспособных мужчин, а в отдельных случаях также для женщин, детей и стариков.

Эти беспрецедентные меры вовсе не были продиктованы условиями военного времени. Наоборот, они проводились несмотря на то, что в стране шла гражданская война. Их целью было объявлено создание в советской России рационально сбалансированной экономической системы, которая отличалась бы высочайшей производительностью и справедливым распределением.

Идеологи политики военного коммунизма черпали свои идеи из нескольких источников. Контроль государства (хотя и не государственная собственность) над производством и распределением продукции и использованием рабочей силы был установлен в Германской империи во время первой мировой войны. Эта чрезвычайная политика, известная как «военный социализм» (Kriegssozialismus), произвела огромное впечатление на Ленина и его экономического советника Юрия Ларина. Замена свободного рынка потребительских товаров сетью государственных распределительных центров осуществлялась в соответствии с идеями Луи Блана, по образцу ateliers, созданных по его замыслу во Франции в 1848 году. Однако по своему духу военный коммунизм больше всего напоминал вотчинный режим, существовавший на Руси в средние века (тягловое государство), когда монархия рассматривала страну со всеми ее жителями и ресурсами как свое частное владение8. Для основной массы русских, никогда по-настоящему не знавших западной культуры, государственный контроль в экономике был гораздо более естественной вещью, чем абстрактное право частной собственности и весь круг явлений, обозначаемых термином «капитализм».

Если принимать за чистую монету поток советских экономических декретов, который пролился между 1918 и 1921 годами, можно решить, что к концу этого периода вся экономическая жизнь страны находилась полностью под контролем государства. В действительности советские декреты этого времени были часто не более чем выражением намерений. Никогда расхождение законов с жизнью не было так велико. Есть убедительные данные, свидетельствующие о том, что наряду с неуклонно расширявшимся государственным сектором процветал и частный сектор, устоявший против всех попыток его ликвидации. Несмотря на «отмену» денег, они продолжали циркулировать, и хлеб продавался по свободным рыночным ценам, хотя государство провозгласило на него монополию. Единый экономический план так никогда и не был реализован. Иными словами, к 1921 году, когда от политики военного коммунизма пришлось отказаться, она во многих отношениях еще и не была проведена в жизнь. Провал этого политического курса лишь отчасти был обусловлен неспособностью правительства добиться выполнения изданных им законов. Не менее важную роль сыграло понимание того, что их жесткое исполнение (даже если бы оно было возможно) приведет к экономической катастрофе. Коммунисты отдавали себе отчет, что в городах может разразиться жестокий голод, если удастся полностью искоренить незаконную торговлю продовольствием, благодаря которой горожане получали две трети потребляемого ими хлеба. Военный коммунизм стал реальностью лишь десять лет спустя, — но уже под новым названием и с обновленными лозунгами, — когда Сталин продолжил дело регламентации экономической жизни, начав с того места, на котором отступил Ленин.

Целью политики военного коммунизма был социализм или даже коммунизм. Ее сторонники были твердо убеждены, что социалистическое государство уничтожит частную собственность и свободный рынок, заменив их централизованной, осуществляемой государством системой экономического планирования. Однако в ходе осуществления этой программы большевики столкнулись с серьезной трудностью. Дело в том, что, в соответствии с предсказаниями марксизма, уничтожение частной собственности и рыночных отношений должно стать конечным результатом длительного капиталистического развития, приводящего к такой концентрации производства и распределения, которая позволяет национализировать их единым законодательным актом. Но в России в период революции капитализм все еще находился в младенческом состоянии. «Мелкобуржуазный» характер ее экономики, главную роль в которой играли десятки миллионов самостоятельных общинных крестьян и ремесленников, только усугубляла политика большевиков, дробивших большие имения, чтобы отдать землю крестьянам, и наделявших рабочих правом контролировать промышленные предприятия.

Ленин не однажды проявлял себя как в высшей степени хитроумный политик, но когда дело доходило до экономических вопросов, он оказывался на удивление наивным. Его знание экономики было исключительно книжным, почерпнутым из таких источников, как, например, работы немецкого социалиста Рудольфа Хильфердинга. В известной книге «Финансовый капитал» (1910) Хильфердинг проводит мысль, что, поскольку капитализм вступил в свою наиболее развитую стадию — «финансовый капитализм», вся экономическая власть сосредоточилась в руках банков. Логическим следствием этой тенденции «станет ситуация, в которой в распоряжении одного банка или группы банков окажется весь денежный капитал. Такой «центральный банк» сможет тогда надежно контролировать все общественное производство»9. Одна из особенностей теории «финансового капитализма» заключалась в переоценке роли синдикатов и трестов. Ленин и его соратники были убеждены, что в предреволюционной России синдикаты и тресты действительно контролируют производство и торговлю, оставляя на долю рыночных сил небольшой и неуклонно убывающий сектор.

Как следовало из такой оценки, национализация банков и синдикатов была бы равнозначна национализации всей экономики страны, а это, в свою очередь, означало бы построение фундамента социализма. В 1917 году Ленин утверждал, что концентрация экономической власти в руках банковских учреждений и картелей достигла в России такого уровня, что финансы и торговлю можно национализировать одним декретом10. Накануне Октябрьского переворота он сделал ошеломляющее заявление: создание единого государственного банка обеспечит «девять десятых социалистического аппарата»11. По свидетельству Троцкого, Ленин в самом деле был настроен весьма оптимистично: