Дневники русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

огнем… O.K., случайно бывшая тут же (было заседание строительной комиссии), говорила нам, что, в сущности, эта мера является, так сказать, необходимой ввиду требования министерства; но ведь очень странно ограничиваться лишь 8-ю жертвами с курса, другие были «виновны» не меньше их.

25 февраля

Да, как подумаешь, положение запутывается, настроение тревожное всюду; горный, электротехнический, путейцы, гражданские, рождественки, Военно-медицинская академия – прекратили забастовку, и вчерашний бюллетень извещал, что по решению большинства забастовка прекращается. Но в ун-те, у нас и в Ак. худ. сходок не было, а потому и жгучий вопрос – начать ли с 1 марта посещение лекций – не мог быть решен; сходка назначена завтра…

Да, завтра будет бурная сходка! Вокруг нас – масса разных слухов, и верить им, конечно, трудно.

Но что будет, если раздраженное большинство решит и после 1 марта не ходить на лекции и продолжать беспорядки, – решить не берусь. Здравый смысл подсказывает, что в таком случае будут приняты крутые меры. Нам дали одержать победу, нам уступили, закрыли курсы, но… на время, конечно. А дальше – нельзя… да это и логично, потому что никакое начальство не позволит молодежи дольше определенного времени быть хозяевами положения. И нам надо понять это и тактично вести дело дальше, начать ходить на лекции, а потом – выждав время, поставить вопрос о возвращении товарищей.

Что будет завтра?!

26 февраля

В 11 часов утра в главном интернате была эта сходка… Шум, крик. М-ва – плохая председательница… даже колокольчика не было путного. Говорили об исключенных и о применении круговой поруки. Возникал вопрос: не ухудшим ли мы судьбу своих товарищей, если все 560 человек выйдем? Говорили и исключенные, – Д-аш, которая не советовала тотчас же применять эту поруку, другая же страшно горячилась, предлагала применить ее тотчас же. В конце концов сходка признала себя некомпетентной в решении вопроса о круговой поруке, так как многих не было. Решено: с 1 марта открыть лекции, т. е. не устраивать обструкции, но самим (т. е. всем участвующим в круговой поруке) – не ходить, пока не выяснится положение дел, т. е. когда будут возвращены наши товарищи.

В столовой масса новых известий. «Группа 147» и бюллетень студенческой кассы в общем – солидарны. То же чувство опасения за пострадавших товарищей, то же сомнение в правительственной комиссии, те же колебания: не продолжать ли забастовку.

28 февраля

Вечером назначена была сходка групповая. В 6 часов я зашла к Фаминцыну, который уполномочил меня сообщить всем, что вчера, в 9 часов вечера, был Совет министров, на котором решено было вернуть всех пострадавших курсисток. Фаминцын же сам, на днях (дня точно не помню) вручил дежурному флигель-адъютанту Борису Владимировичу для передачи Государю ходатайство о высланных студентах. Великий князь долго говорил с ним.

Вчера появилась в «Праве» статья К. Арсеньева, которая вполне сочувственна студенческому движению, в ответ на «Мален. письмо» Суворина в № 8257. В этот день ее очень трудно было достать, но сегодня догадливый газетчик с угла Среднего проспекта и 10 линии встал у дверей студенческой столовой с №№ «Права» и пребойко торговал, продавая вместо 20 по 30 коп. №.

Бюллетени все тревожны и указывают на завтрашний день, как на решительный для всего движения. В списке высланных и исключенных учащихся – число громадно, свыше 100 человек из Петербургского университета, с курсов 24, из Технологического 92. В Харьковском висит объявление, что все студенты считаются исключенными.

1 марта

Первого курсы официально открыты. А мы все – спешим на сходку; началось в 11, кончилось в 8. Гвалт, шум… председательница М-нова – тоже не взяла колокольчика, порядок водворяется стучанием кулаков по столу и криками: «Тише!»

Сходку открыли в IV аудитории речью о круговой поруке. Говорила одна из исключенных, Д-н, как ее должно понимать: все исключенные понимают ее не как средство спасения товарищей, не как угрозу начальству, «если вы их не вернете, и мы уйдем» – а как нравственное обязательство, заявление общей солидарности; если наших товарищей исключили, то и мы виноваты ровно столько же, сколько и они, их исключили – и мы уходим. После речи ее говорили и другие, некоторые возражали, понимая круговую поруку как средство для спасения товарищей. Вопрос был поставлен на баллотировку, и большинство поднятием рук заявило, что понимает ее как нравственное обязательство. Теперь возник вопрос – когда ее применить? Так как письменных коллективных заявлений не принимают, то решено было пойти к директору уцелевшим депутаткам и заявить о решении сходки устно, а так как не от директора, конечно, зависело исключение, то решено было дать срок 3 дня, чтобы он мог узнать, от кого можно, могут ли быть возвращены наши товарищи или нет; если он или временное правление откажется входить с нами в какие бы то ни было разговоры, то все-таки решено ждать 3 дня. Вопрос о сроке уже поставили на баллотировку, как пришли от Фаминцына, заявив то же, что говорила и я, но чему, конечно, большинство, изверившееся в разные слухи, не поверило; когда же с кафедры сказали: «Сейчас пришли от Фаминцына», «всех вернут непременно», – толпа поверила. Фаминцын просил только подождать 5 дней или неделю, не приводить в исполнение круговую поруку. Очевидно, милый старичок хотел уладить все дело мирным путем. Против недели восстали все. Баллотировкой все-таки порешили ждать 5 дней. Затем, выработав форму устного заявления директору о решении большинства, сходка закрывается на час, чтобы дать время переговорить с директором и написать прошение для круговой поруки тем, кто еще желает к ней примкнуть. На кафедру подается несколько бумаг. Сходка закрывается.

В перерыв – вдруг разнесся слух, что вывешено объявление о строгом выговоре и исключении, в случае повторения беспорядков, двумстам слушательницам. Все бросились вниз. Лестница была запружена народом, так что нельзя было пройти, и только издали мы слушали голос, отчетливо читавший фамилии. Это было следствием обещания 24 февраля – «о других взысканиях будет объявлено особо»… На этот раз все только смеялись.

Через час – все вновь в аудитории. Директор отказался входить в объяснения. Решено, что и временное правление, действуя во всем солидарно, ответит то же. Значит – ждать до субботы и собираться завтра еще раз в 12 часов.

2 марта

Собрались в 12 часов. Решение было подтверждено еще раз, и только, чтобы иметь возможность привести в известность число собравшихся, решено было у дверей записывать фамилии при выходе, и потом известить тех из противной партии, которые не были на сходке, о решении ее – все пять дней не ходить на сходки, уравнивая этим свое положение с исключенными – чтобы к субботе все знали;