Охота за слоновой костью - Уилбур Смит

Он надеялся что работа с камерой и разглядывание всего этого в объектив поможет как-то отъединиться от реальности, оставаться сторонним и оттого объективным наблюдателем. Тщетно. Чем дольше он наблюдал за этим уничтожением, тем сильнее разгорался его гнев и наконец сравнялся с гневом женщины, сидевшей рядом с ним на ветке.

Келли не нужно было обозначать свою ярость. Дэниэл ощущал ее в атмосфере — воздух был словно наэлектризован. Его не удивило, что он настроен на ее волну. Казалось, что это правильно и естественно.

Между ними вдруг возникла близость. Между ними рождалась новая связь, укреплявшая и усиливавшая привязанность и сочувствие, уже существовавшие между ними.

До захода солнца они оставались на дереве, а потом провели наверху в темноте еще час, как будто не могли разорвать жуткое очарование увиденного. Прислушивались к реву машин во мраке, смотрели, как прожекторы и фары ярко освещают лес и опустошенную красную землю. Работа ни на миг не прекращалась. Она все продолжалась и продолжалась — рубка, копание, рев и распространение яда и смерти.

Когда наконец снова пошел дождь и в вышине загремел гром и засверкали молнии, они спустились с дерева и медленно, печально вернулись туда, где в лесу ждали Памба и носильщики.

Утром через тихий, полный испарений лес они пошли назад в Гондолу и остановились только, чтобы Дэниэл снял отравленные, кровоточащие реки. Виктор Омеру спустился вниз; стоя по колено в грязи, он говорил на камеру, выражая словами их печаль и гнев.

Его глубокий голос звучал убедительно, полный заботы и сочувствия к стране и народу. Темное благородное лицо под шапкой седых волос удержало бы внимание любой аудитории, полномочия Виктора Омеру были неоспоримы, международная репутация такова, что никто не усомнился бы в том, что он говорит правду. Если Дэниэл сумеет показать это внешнему миру, он сумеет передать и свой гнев.

Шли медленно. Носильщики-бамбути все еще были подавлены и опечалены. Хотя сами они раскопки не видели, Сепо все им описал, а на кровоточащих реках они побывали. Но раньше чем они пересекли границу своей охотничьей территории, у них появились еще более серьезные причины печалиться.

Они пересекли слоновий след. Все узнали животное, и Сепо назвал его имя. «Одноухий Старик», — сказал он, и все согласились. Самец, у которого не хватает половины левого уха.

Впервые за много дней они рассмеялись, словно встретили в лесу старого друга, но смех замер, когда они принялись разглядывать след.

Потом они горестно вскрикнули и, заламывая руки, запричитали от ужаса.

Келли встревоженно спросила Сепо:

— В чем дело, старый друг?

— Кровь, — ответил Сепо. — Кровь и моча самца. Он ранен, он умирает.

— Да как же это? — вскрикнула Келли. Она тоже знала этого старого самца и считала его своим другом. Он все время бродил вокруг Гондолы, и она часто встречала его в лесу.

— Человек ударил его и ранил. Кто-то охотится на самца на священной территории. Это против законов и обычаев. Смотри! Вот след человека поверх отпечатка ноги слона. — Он показал на отчетливые следы маленьких босых ног на земле. — Охотник-бамбути. Должно быть, из нашего клана. Это ужасное святотатство. Обида богу леса.

Маленький отряд пигмеев был потрясен и испуган. Они жались друг к другу и, как заблудившиеся дети, держались за руки, понимая, что в эти ужасные дни все в мире перевернулось с ног на голову: вначале машины в лесу и кровавые реки, теперь это ужасное святотатство, совершенное одним из них.

— Я знаю этого человека! — крикнула Памба. — Я узнала его след. Это Пирри.

Все завопили и закрыли лица, ибо Пирри совершил убийство в священном месте и теперь гнев и месть лесного бога обрушится на всех них.

Пирри, охотник, двигался как тень. Он осторожно ступал маленькими ногами рядом с большими отпечатками слона там, где огромная тяжесть самца уплотнила землю, так чтобы ни треск веток, ни шелест листвы не выдавали его присутствие.

Пирри шел за слоном три дня. Все это время он был целиком сосредоточен на слоне, и оттого каким-то таинственным образом стал частью животного, на которое охотился.

Там, где слон останавливался поесть маленьких красных ягод дерева селепе, Пирри глотнул соку и почувствовал в горле острый, кислый вкус. Там, где слон пил из ручья, Пирри останавливался на том же месте и представлял себе, как чистая, сладкая вода булькает в его желудке. Там, где слон оставлял груды желтого волокнистого помета, Пирри чувствовал, как у него подводит живот и расслабляется сфинктер.

Пирри стал слоном, слон стал Пирри.

Когда они наконец слились, самец спал стоя в непролазных зарослях. Ветви переплелись и были покрыты шипами, кривыми и окрашенными в красное; эти шипы могли сорвать человеческую плоть с костей. Как осторожно и медленно ни двигался Пирри, слон почуял его присутствие и проснулся. Он расправил уши, одно широкое, как грот, второе изорванное и покалеченное, и прислушался.

Однако ничего не услышал: Пирри был искусным охотником.

Слон вытянул хобот, набрал воздуха и осторожно вдул его в пасть. Обонятельные железы на верхней губе раскрылись, как розовые бутоны, и он попробовал воздух, но ничего не учуял: Пирри подошел против легкого лесного ветерка, вымазанный от курчавой макушки до розовых подошв пометом Одноухого. На нем не осталось запаха человека.

Тогда слон издал звук, родившийся мягким бурчанием в животе и превращенный в трепещущее колебание в горле. Это была слоновья песнь. Самец пел ее в лесу, чтобы узнать, чье присутствие он ощутил: другого слона или смертельного врага.

Пирри присел на краю зарослей и слушал. Потом ладонью прикрыл рот и нос, набрал воздуха в горло и живот и издал мягкое урчание, переходящее в трепет.

Пирри пел слоновью песнь.

Слон вздохнул и сменил песню, проверяя невидимого собеседника. Пирри ответил ему, строго следуя ритму и тембру песни, и слон поверил.

И хлопнул ушами. Это был знак доверия: слон принимал чужака. Слон признал, что другой слон нашел его, и приглашал подойти. Он беззаботно двинулся сквозь чащу, ветки трещали под напором его массы. Он иноходью шел навстречу Пирри, раздвигая колючие ветки.

Пирри увидел над собой изогнутые концы бивней, толще его самого в поясе и такие длинные, что ему не дотянуться слоновьим копьем.

Слоновье копье Пирри выковал сам из подвески грузовика, которую украл в одном из придорожных дукисов. Он накалил сталь и бил ее молотом, пока она не утратила своей твердости, тогда он смог обработать железку. Тогда Пирри разогнул ее и заострил, приложил к стержню из твердой, гибкой древесины и привязал ремнем из сыромятной кожи. Когда кожа высохла, она стала твердой и прочной, как сталь, которую держала.

Когда над ним показалась слоновья голова, Пирри лег и лежал, как бревно или груда листвы на лесной почве.

Слон был так близко, что Пирри различал каждую морщинку на его грубой серой коже. Глядя наверх, Пирри увидел выделения из желез на голове слона, текущие, как слезы, по щекам, и приготовился.