Замыслил я побег - Юрий Поляков

— Договорились.

Тамара Саидовна, с утра необычно оживленная, засобиралась за полчаса до окончания рабочего дня, чего с ней давно уже не было. Она даже подмурлыкивала себе, когда красилась перед выходом. Гена успел шепнуть Башмакову, что объявился исчезнувший после увольнения Иван Павлович и сегодня у них свидание. На пороге Гранатуллина обернулась, строго посмотрела на Гену счастливыми глазами и взяла с него страшную клятву, что в комнате курить он не будет.

— Чтоб я лопнул вместе с банком!

Игнашечкин сладко закурил буквально через минуту после того, как Тамара Саидовна унеслась к поседелому чекисту Ивану Павловичу.

— А мы и так скоро лопнем! — объяснил Гена Башмакову свое столь явное клятвонедержание. — Кончается кровушка. Кончается… Я тут с одним умным человеком общался. Говорит, в августе ожидается большая бяка. Банки будут лопаться, как целки в восемнадцатом году. Я себе уже и работу приискиваю. А может, рискну — открою свою контору. Я и название придумал — «Кибермаг». И рекламу: «Хочешь быть обеспеченным? Покупай программное обеспечение только в „Кибермаге“». Ну как?

— Очень прилично. Жаль, если банк лопнет… Надо будет работу искать. Возьмешь в «Кибермаг»?

— Что ты, Трудыч, какой «Кибермаг»! Это я пошутил. Разве «банкососы» куда-нибудь кого-нибудь пустят!

— Жаль…

— Ты лучше, Трудыч, о другом пожалей!

— О чем?

— Сам знаешь. Вета, конечно, девушка милая, но…

— А что — так заметно?

— Трудыч, я, полный козлотёпа в этом деле, и то через неделю заметил, а Томка уже на следующий день все поняла. Вы же за обедом солонку друг другу подаете, как трахаетесь… Но не в этом дело. Ты хоть понимаешь, во что влип?

— Во что?

— Придуриваешься?

— Частично.

— Ты хоть знаешь, кто такой Аварцев?

— Член наблюдательного совета.

— Нет, я думаю, ты просто пока не понимаешь. Как бы тебе объяснить?

— Уж объясни как-нибудь!

— Вношу ясность. Допустим, Юнаков — слон. Корсаков — бык. Я, чтобы тебе не обидно было, — козел. А ты, уж извини, моська. А вот кто в таком случае Аварцев, как полагаешь?

— Тоже слон?

— Хренон! Аварцев — динозавр, который за один раз трех слонов сожрать может. И жрет. Никто даже не пикнул, когда Ветка пять миллионов просадила. Юнаков слова не сказал. А теперь прикинь, кто для него ты! Ни-кто! Он знает о ваших «нохайнмалях»?

— Знает.

— Давно узнал?

— Вчера.

— Ах вот оно что! Быстро работают! Поздравляю, товарищ ведущий специалист! Теперь он захочет с тобой встретиться. Ветка же в тебя втрескалась, как ненормальная… Ну, я не в том смысле…

— Я все понял. Она в самом деле немного неуравновешенная.

— В том-то и дело! Трудыч, будь осторожен. Аварцев — жуткий человек. Они все жуткие люди. Они так быстро разбогатели, что у них в башке какая-то пружина лопнула. Мы для них теперь ничто… Букашки. Может же у дочери завестись любимый майский жук?

— Ген, ты сгущаешь!

— Может, и сгущаю, но от того предложения, которое он тебе сделает, отказаться ты не сможешь. Дашка родила?

— А при чем тут Дашка?

— Теперь всё при чем. Хотя, может быть, и обойдется. Вполне возможно, он отличный мужик. Веселый. Говорят, у него секретарши на работу без трусов ходят. Полюбит тебя. Даст тебе хорошую должность. Ты-то сам для себя решил, что тебе нужно? От него. От Веты… Жениться ты будешь, разводиться…

— Майские жуки не женятся.

— Же-енятся! У нас полбанка женатых жуков и замужних жучих.

— Ничего мне не нужно.

— А вот этого ты ему ни в коем случае не говори, а то он подумает, что с Ветой ты просто так… Когда ты с ним встречаешься?

— Сегодня.

— Возвращайся живой!

Башмаков, выполняя указания помощника, позвонившего в половине восьмого, медленно шел по набережной вдоль чугунных узоров ограды. Вода в Яузе была коричневая с маслянисто-перламутровым отливом, а кое-где даже противоестественно пенилась. Примерно такая же вода оставалась в тазике, когда Олег Трудович, воротившись со стоянки, мыл руки с порошком. Катя всегда заставляла его, чтобы не пачкать раковину, мыть руки в специальном облупившемся тазике и выливать грязную воду в унитаз. Из унитаза вода по чугунным трубам бежала сюда, в Яузу, чтобы потом течь меж гранитно-чугунных берегов, вспениваясь и переливаясь нефтяным перламутром.

Черный «мерседес» с круглыми фарами, похожими на рыбьи глаза, появился внезапно. Следом затормозил огромный синий джип. Башмаков сразу обратил внимание на то, что фирменный рулек на капоте «мерса» отломан.

— Здравствуйте! Аварцев стоял перед Башмаковым в окружении трех «шкафандров». Его рукопожатие было легким и, кажется, более приветливым, чем в прошлый раз. Он гигиенически улыбнулся:

— Олег Трудович, а не прогуляться ли нам вдоль по бережку?

— С удовольствием, Борис Андреевич, — отозвался Башмаков, продолжая смотреть на кончик отломанного рулька.

Аварцев хмуро глянул на изъян, потом на водителя:

— И вот так в этой стране все…

Они медленно двинулись по набережной. Один охранник шел впереди, двое сзади. Парни были громадные, и встречные прохожие пугливо перебегали на другую сторону. Аварцев некоторое время шагал молча, глядя на свои маленькие блестящие ботинки. Башмаков заметил, что кожаные морщины на обоих ботинках миллионера совершенно одинаковые, почти симметричные. Затем он перевел взгляд на свою собственную обувь и убедился, что его полуботинки стареют каждый по-своему и скукоживаются совершенно индивидуально.

— Елизавета мне все рассказала, — промолвил Аварцев.

— Кто?

— Елизавета. Мою дочь, к вашему сведению, зовут Елизаветой. Мать ее всегда звала Лизой. Ветой называл ее я, но очень редко. Чаще — Лайзой.

— Почему Лайзой?

— Не знаю. Может быть, из-за Лайзы Минелли.

— Мою бабушку по отцовской линии звали Елизаветой Павловной.

— Ну вот видите! Даже не знаю, почему в банке она всем объявила себя Ветой. Не знаю…

— Мне она тоже никогда не говорила, что ее зовут Елизаветой.

— Странно. Непростая она у нас с вами девочка. Сложная девочка. Ну да ладно. Честно говоря, когда я увидел вас с ней на юбилее, мне и в голову не могло прийти…

— Мне тоже.

— М-да. Но что случилось — то случилось. Вы любите мою дочь?

— Да, люблю, — твердо ответил Башмаков.

— Это хорошо. Любовь — это хорошо.

Олегу Трудовичу вдруг померещилось: скажи он «люблю» с мельчайшей неуверенностью, и «шкафандр», идущий сзади, по неуловимому приказу тут же выстрелил бы ему в затылок.