Терновый венец офицера русского флота - Александр Витальевич Лоза

ЧК к следующему заседанию доставить проект решения вопроса о трупах…».

Вся страна покрылась сетью большевистских концлагерей. Концентрационные лагеря представляли собой один из важнейших механизмов чрезвычайной внесудебной репрессии в карательной политике большевиков.

Концентрационные лагеря организовывались вблизи городов, часто в монастырях, после изгнания оттуда монахов. Толстые стены, подземелья и камеры-кельи, позволяли легко организовать размещение и охрану заключенных, устраняли возможность их побега и при этом не требовали крупных затрат.

Законодательно существование концлагерей в России закрепляло постановление Президиума ВЦИК от 11 апреля 1919 года «О лагерях принудительных работ». В частности, в нем говорилось: «Во всех губернских городах должны быть открыты лагеря принудительных работ, рассчитанные не менее чем на 300 человек каждый…».

Своим появлением в большевистской России концлагеря были обязаны политике «Красного террора», которая предельно ясно отражала представления большевиков во главе с В.И.Лениным и Л.Д.Троцким о средствах и методах достижения своих политических целей путем запугивания и подавления основной массы российских граждан. Еще летом 1918 года Ленин требовал организации «террора в таких масштабах», …что бы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.

Они — это российская интеллигенция. 4 августа 1918 года в телеграмме Вологодскому Губвоенкому Л.Д.Троцкий указывал:

Заключение подозрительных в концентрационные лагеря есть необходимое условие успеха.

Ему вторил 9 августа 1918 года В.И.Ленин, в телеграмме «о беспощадном массовом терроре» адресованной председателю Пензенского Губкома РКП(б):

Сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города.

Террор был и основным методом стимулирования труда в условиях большевистской власти. Впервые в Декрете СНК от 14 марта 1919 года

«О рабочих дисциплинарных товарищеских судах» для нарушителей трудовой дисциплины и лиц не выполнявших норм выработки без уважительных причин, предусматривалось наказание до шести месяцев заключения в лагере принудительных работ.

По инструкциям, в концлагеря должны были помещаться: шпионы, заложники, военнопленные, контрреволюционеры, активные белогвардейцы, дезертиры, кокаинисты, шулера, гадалки, проститутки и тунеядцы. Однако, в 1919–1920 годы основными контингентом были белые офицеры, интеллигенция, священнослужители и заложники из горожан и крестьян.

Декрет ВЦИК от 12 апреля 1919 года «О революционных трибуналах» предоставлял трибуналам «ничем неограниченное право в определении меры репрессии».

Как писал в работе «Засекреченные трагедии советской истории» И.Н.Кузнецов: «… лагеря отличались дичайшим произволом местного начальства, как из числа заключенных, так и работников ОГПУ. Нормальными явлениями были: избиение, иногда до смерти, часто без повода; морение голодом и холодом; индивидуальное и групповое изнасилование заключенных женщин и девушек; “выставляли на комары — летом, а зимою — “обливали водой” под открытым небом и забивание насмерть пойманных беглецов и выставление трупов на несколько дней у ворот лагеря в назидание их товарищам».

Ряд этих «достижений» большевистских садистов, прочно вошел в репрессивную систему тоталитарных режимов: определение политзаключенного ниже уголовника-рецидивиста, обеспечения подневольной рабочей силой путем продления сроков приговора и многое другое, переняли у большевиков фашистские диктаторы Муссолини,

Гитлер, Франко.

Мое столкновение с бесчеловечной ленинско-сталинской системой лагерного подневольного труда было, слава Богу, коротким, но запоминающимся. Это произошло в 1957 году на Дальнем Востоке, в Советской Гавани, и мне мальчишке, крепко врезалось в память: …разбитая грунтовая дорога вдоль строящейся железнодорожной насыпи. Я с родителями и сестрой, в открытом военном «газике» едем на железнодорожный вокзал, в отпуск.

На насыпи, возвышающейся над нашей дорогой, стоят несколько вагонов-теплушек. На крышах этих вагонов — автоматчики. Вдоль насыпи — автоматчики с овчарками — охрана заключенных, которые укладывали шпалы и рельсы на насыпь.

Вдруг, один из заключенных с громкой руганью поднял двумя руками большой обломок камня с откоса насыпи и бросил в нашу машину. Шофер резко дал «газу»… Поднявшийся собачий лай, и крики охраны остались позади. Мама сильно побледнела, младшая сестра стала плакать…

Этот «стоп-кадр»: темные фигуры людей в ватниках на насыпи под конвоем собак и автоматчиков остался в памяти навсегда. Во всем этом было что-то грубое, бесчеловечное и несправедливое…

Кожуховский концлагерь, в который был заключен Садовинский, находился на станции Кожухово Московской окружной железной дороги. Концлагерь начал действовать 18 октября 1919 года. Его деревянные бараки были построены еще во время Первой мировой войны для германских военнопленных. В лагере содержались преимущественно пленные белогвардейские офицеры и сочувствующие им лица.

Заключенные размещались в деревянных бараках с двухэтажными нарами. Уборная была общая, умывальник устроен под открытым небом.

Обязанности коменданта Кожуховского концлагеря в 1919 году исполнял Зверев, впоследствии, расстрелянный своими же, в 1920 году комендантом лагеря стал товарищ Теймен.

О Кожуховском концлагере сохранилось всего несколько строк в воспоминаниях Т.Г.Куракиной (урожденной баронессы Врангель), изданных в Париже в 1923 году:

«Нас поместили вначале в Кожуховском лагере, где мы пробыли 9 дней. Лагерь был построен во время войны для германских пленных. Нас поместили всех — 200 человек мужчин и женщин — в один общий деревянный барак с двухэтажными нарами… Кормили нас отвратительно — простыми словами, голодом морили. В день выдавали нам по 3/ фунта скверного черного хлеба; обед в 12 часов состоял из бурды с замершим картофелем или с гнилой капустой… Вечером на ужин — то же самое».

Сохранилась информация по применению в качестве рабочей силы и заключенных Кожуховского концлагеря. В московской газете «Большой город» за 25 июля 2003 года приводится текст записки коменданта Кожуховского концлагеря товарища Теймена завхозу московского Малого театра товарищу Пронину, который запрашивал живую силу для хозяйственных работ в театре. Записка датирована 9 июля 1920 года (орфография подлинника сохранена):Что касается к рабочим так сожалению не могу вам послать потому что настоящее время в лагере находятся только потслетственные и на внешние работы не годные.

Как только прибудут такой элемент кого можно послать так в первую очередь прошу позвонить по телефону № 47–64 или 3-59-80.

Кожуховский концлагерь не был в то время чем-то необычным. В самом центре Москвы только в 1919 году размещались: Ивановский лагерь особого назначения, Ордынский концлагерь — женское отделение Ивановского концлагеря, Андронниковский (Андроньевский) концлагерь, Ново-Песковский лагерь, Покровский или Семеновский лагерь, концлагерь Московской городской ЧК, Новоспасский концлагерь и Кожуховский концлагерь.

Московскому управлению мест заключения в это время были подчинены следующие загородные концлагеря — Звенигородский лагерь, Молотовский концлагерь и другие. Ивановский особый концентрационный лагерь принудительного труда располагался в Ивановском монастыре, Андроньевский концлагерь — в здании Андроньевского монастыря.

Более подробной информации о Кожуховском концлагере мне найти не удалось. Это и понятно, информация о преступлениях ленинско-троцкистской тоталитарной системы особенно тщательно охранялась, поскольку эта информация угрожала самому существованию социалистической системы.

Рассказать о ней правду, значило бы признать, что советское государство уничтожило миллионы своих невинных граждан. Именно в Советской России в 1917–1920