1812. Обрученные грозой - Екатерина Юрьева

— Поправить дело?! — Докки в отчаянии закрыла глаза.

Она слышала, как раздались шаги по направлению к выходу из комнаты, стукнула дверь, и хотя в гостиной воцарилась тишина, чувствовала присутствие Палевского, ощущала на себе его тяжелый взгляд.

— Значит, никто не должен был знать? — после паузы сказал он. — И в первую очередь, видимо, я. Ваш слуга отнесся ко мне добрее, нежели вы сами.

— Зачем вы здесь? — вновь спросила она и заставила себя посмотреть на него.

— Зачем?! — Его бровь изогнулась, а взгляд, казалось, прожигал насквозь. — Вот уж действительно вопрос вопросов. Зачем я полгода только тем и занимаюсь, что ищу с вами встречи, в то время как вы норовите от меня скрыться? Знаете, эти ваши игры в прятки меня порядком утомили.

Палевский вздохнул, устало провел рукой по волосам и прошелся по гостиной. Докки напряженно следила за ним, только теперь заметив, что он прихрамывает на правую ногу. Она встревожилась и хотела было спросить, что с ним случилось, как вспомнила, что у нее нет права выказывать беспокойство. У нее не было никаких прав на него, даже права испытывать это, до боли переполняющее, счастье видеть его, — ведь хотя он сейчас и находился здесь, у него была невеста, быть может, уже жена… Докки сглотнула ком, образовавшийся в горле и мешающий ей дышать, почувствовав во рту горечь от горьких мыслей.

Она не понимала, почему он приехал сюда, а не остался с Надин. Он вообще должен был быть на войне. Французы ушли из Москвы, но не из России, и Палевский никак не мог оставить армию, взяв отпуск, если только не был ранен. Докки вновь украдкой покосилась на его ногу.

— Ну, что вы молчите?! — вдруг обрушился он на нее. — Вы можете объяснить, почему вам вздумалось бесследно исчезнуть из Петербурга? И куда?! В Швецию! Удрали от меня в Швецию! Бог ты мой!

Разъяренными глазами он впился в ее лицо.

— Объяснить?! — Докки оторопела от этого возмутительного заявления, но тут же с негодованием, придавшим ей силы, выпрямилась на стуле и дрожащим, но ядовитым голосом спросила: — Неужели вы искренне могли считать, что я останусь вашей любовницей и после вашей помолвки и женитьбы?

Он вскинул брови и с недоуменным видом уставился на нее. Это разозлило ее еще сильнее.

— Никогда! — вы слышите?! — никогда я бы не пошла на столь унизительную связь! Одно дело, когда вы не были связаны обязательствами с другой женщиной, но теперь…

Палевский переменился в лице.

— О чем вы толкуете?! Вам же все объяснили! Моя мать завалила вас записками, обивала порог вашего дома, я тоже несколько раз писал вам…

— Не стоило трудиться, — сухо ответила Докки. — Я прекрасно понимаю мотивы вашего поступка и не осуждаю вас за желание заполучить в жены юное невинное создание, не запятнанное ни…

— Но у меня не было никакого желания заполучать это юное и незапятнанное создание! — перебил он ее. — Вы что, не читали моих писем и записок моей матери?

Докки непонимающе нахмурилась и невольно покосилась на бюро, где лежал нераспечатанный пакет с почтой. Палевский проследил за ее взглядом, подошел к бюро и дернул крышку, закрывающую внутренние ящички. Увидев пакет, он взял его, с треском разорвал и высыпал на столешницу разноцветные продолговатые и квадратные записки и письма.

С тревожным холодком в груди она наблюдала за тем, как он перебирает почту, разворачивает и просматривает письма. Отобрав несколько листков, он сунул их ей в руки.

— Прочтите.

«Мы ужасно обеспокоены, что Вы введены в заблуждение…» — записка была написана изящным мелким почерком, подпись внизу принадлежала графине Нине Палевской.

«…я заезжала к Вам несколько раз, но молоток на дверях снят, а сторож уверяет, что не знает, куда Вы уехали… Поль нам этого никогда не простит… Досадное недоразумение…»

Докки с трудом вникала в смысл прыгающих перед ее глазами строчек, пока не наткнулась на записку, судя по дате, написанную утром, на следующий день после получения приглашения на помолвку и ее отъезда из Петербурга.

«Дорогая баронесса! Спешу сообщить, что произошло ужасное недоразумение: в приглашении идет речь о помолвке не Поля, а его брата и нашего младшего сына Петра. Он приехал в Петербург, пока мы были в отъезде, и, едва встретившись с нами, сообщил, что они с Надин влюблены друг в друга и мечтают пожениться. После этого Петр попросил руки кузины у ее матери, и та, хотя и считает свою дочь еще слишком юной для замужества, все же дала согласие на этот брак.

Поскольку Петра вот-вот должны были командировать в армию, он хотел как можно скорее объявить о своей помолвке. Составленный текст приглашения мы отправили в типографию, наняв по такому случаю курьера, который должен был развезти отпечатанные билеты по врученному ему списку с адресами. Как потом выяснилось, какой-то ретивый наборщик, не заметив, что рядом с титулом графа не стоит чин генерала, но премного наслышанный о военачальнике Павле Палевском, посчитал, что имя „Петр“ было указано ошибочно, и самолично переправил его на „Павла“. И с этим именем приглашения были напечатаны и переданы гостям, ошибка же обнаружилась нами гораздо позже…»

Докки прерывисто вздохнула и раскрыла письмо с четким почерком самого Палевского:

«Радость моя, Дотти! Матушка сообщила мне о помолвке брата и той досадной опечатке, повлекшей за собой цепь недоразумений. Я поручил ей немедля объясниться с Вами, а сам вслед также спешно посылаю к Вам нарочного с этим письмом, чтобы Вы ни в коем случае не думали обо мне, как о лицемерном и бесчестном человеке…»

Она сложила руки с письмами на колени и закрыла глаза. Столько боли, столько страданий ей пришлось пережить из-за типографской ошибки и собственной дурости… Как она могла усомниться в порядочности Палевского? Теперь она не понимала этого, но тогда, когда она вглядывалась в отпечатанный текст приглашения, она поверила — да кто бы не поверил?! — что он женится на более подходящей ему по всем статьям девушке.

— Простите меня, — прошептала она. — Мне ужасно жаль…

— О, Господи, что вы со мной делаете?! — пробормотал Палевский. Голос его было смягчился, когда он увидел ее растерянность, но он тут же рявкнул: — Какого черта вы удрали?! Взрослая женщина, а ведете себя хуже девчонки без капли мозгов в голове! Моя мать искала вас по всему городу, даже ездила к вашим родственникам, безуспешно пытаясь с вами увидеться. Она считала себя бесконечно виноватой перед вами и передо мной. Вернувшись в Петербург, я нашел ее в ужасном состоянии из-за вашего исчезновения и из-за того, что ей так и не удалось объясниться с вами. А я, бросив все, помчался в ваше имение, где вас также не оказалось.

— Вы поехали за мной? — Докки встрепенулась. О, боже! Он искал ее, искал в то время, когда она представляла его сжимающим в объятиях кроткую Надин… Ох, ну почему она не удосужилась прочитать эти письма?! Хотя… хотя все равно она бы уже не смогла вернуться в Петербург. Докки украдкой посмотрела на свой живот, незаметный под широкими складками салопа и ниспадающими концами большого платка.