Тайник - Элизабет Джордж

— Может быть, когда он узнал, отказываться было поздно, — возразил Ле Галле, но самоуверенности в его голосе заметно поубавилось.

Сент-Джеймс гнул свое.

— Инспектор, Рут Бруар понятия не имела о том, что ее брат спускает свое состояние. И я думаю, что никто другой этого тоже не знал. По крайней мере, сначала. Разве это не наводит вас на мысль, что кто-то мог убить его только для того, чтобы помешать ему растратить все без остатка? А если это кажется вам маловероятным, то как вам идея о противозаконной деятельности Бруара? И разве отсюда не вытекает, что у кого-то другого мог быть железный мотив для убийства, в отличие от Риверов?

Ле Галле молчал. От Сент-Джеймса не укрылось, что новая информация о жертве преступления, которую должен был добыть он сам, слегка пришибла главного инспектора. Он взглянул на доску, где серия фотографий коричневой бутылки, содержавшей некогда опиат, торжественно извещала о том, что убийца найден. Потом перевел взгляд на Сент-Джеймса и, казалось, задумался, принять или не принять вызов, который бросил ему этот человек. Наконец он сказал:

— Ладно. Идемте со мной. Надо позвонить.

— Кому?

— Тем, кто заставляет банкиров говорить.

Чайна оказалась превосходным лоцманом. По указателям на домах она читала названия улиц, которые они проезжали, двигаясь по эспланаде на север, и, не сделав ни одного лишнего поворота, они добрались до Вейл-роуд в северной части Бель-Грев-Бей.

Миновав квартал с бакалейной лавкой, парикмахерской, автомастерской и светофором — вещью на этом острове редкой, они взяли курс на северо-запад. На Гернси пейзажи меняются быстро, поэтому, не проехав и полумили, они оказались в сельской местности. Об этом им сообщили акры парников, в стеклах которых, подмигивая, отражалось утреннее солнце и поля, раскинувшиеся за ними. Еще через четверть мили Дебора вдруг опознала местность и удивилась, что не сделала этого раньше. С опаской взглянув на подругу, сидевшую на пассажирском сиденье, она по выражению лица Чайны увидела, что та тоже поняла, где они находятся.

Вдруг, когда они поравнялись с поворотом к тюрьме, она попросила:

— Притормози здесь, ладно?

На обочине той же дороги, ярдах в двадцати от поворота, Дебора нашла площадку для автомобилей и остановилась, а Чайна вышла из машины и направилась к зарослям боярышника и терновника, которые служили изгородью. За ней, немного в стороне от дороги, стояли два здания, в которых и располагалась тюрьма. Бледно-желтые стены и красная черепичная крыша делали ее похожей скорее на школу или больницу. И только металлические решетки на окнах выдавали истину.

Дебора подошла к подруге. Вид у Чайны был замкнутый, и Дебора не решилась прервать ход ее мыслей. Просто стояла рядом и молчала, страдая от собственной беспомощности, особенно когда вспоминала, с какой нежностью заботилась эта женщина о ней в час нужды.

Первой заговорила Чайна.

— Он не выдержит. Нет, черт возьми, не выдержит.

— Да и никто бы не выдержал.

Дебора представила себе, как закрывается тюремная дверь, поворачивается в замке ключ и тянется время: дни складываются в недели, недели в месяцы, месяцы в годы.

— Для Чероки ничего страшнее быть не может, — сказала Чайна. — Мужчины вообще хуже это переносят.

Дебора посмотрела на нее. Она вспомнила слышанный много лет назад от Чайны рассказ о том, как та единственный раз навещала своего отца в тюрьме.

— Глаза, — сказала она тогда. — Они у него так и бегали. Мы сидели за столом, и когда кто-то проходил у него за спиной, он оборачивался с таким видом, словно ждал, что его пырнут ножом. Или что похуже.

В тот раз он отсидел пять лет. Как выразилась тогда Чайна, система пенитенциарных учреждений штата Калифорния приняла ее родителя в вечные объятия.

— Он не знает, чего ждать там, внутри, — произнесла Чайна, имея в виду Чероки.

— До этого не дойдет, — заверила ее Дебора. — Мы скоро во всем разберемся, и вы поедете домой.

— Знаешь, раньше я всегда страдала от нашей бедности. От того, что приходится откладывать каждый цент в надежде скопить четвертак. Я все это ненавидела. В школе мне приходилось работать только ради того, чтобы купить себе пару туфель в магазине вроде «Кей-Марта». Сколько столиков я обслужила, чтобы заработать на поступление в Брукс! А еще эта квартира в Санта-Барбаре! Помнишь, как там было сыро, Дебс? Господи, как я все это ненавидела. Но сейчас я согласилась бы жить так до конца своих дней, только бы выбраться отсюда. Конечно, он меня бесит. Я стала бояться подходить к телефону — а вдруг это Чероки с очередным «Чайн! Слушай, у меня классный план», что почти всегда значило, что он куда-то впутался или хочет попросить у меня денег. Но теперь… в эту минуту… Я отдала бы все, что угодно, лишь бы мой брат был рядом, и мы вместе стояли бы на пирсе в Санта-Барбаре, и он делился бы со мной своей очередной авантюрой.

Не раздумывая, Дебора обняла подругу. Чайна стояла неподвижно, как скала, но Дебора прижималась к ней до тех пор, пока не почувствовала ответное движение.

— Мы его вытащим, — пообещала она. — Мы вас обоих вытащим. И вы поедете домой.

Они вернулись к машине. Пока Дебора выруливала со стоянки и возвращалась на основную дорогу, Чайна сказала:

— Если бы я знала, что они придут за ним… Наверное, я говорю как святая. Но я ничего такого не имею в виду. Просто я бы лучше сама за него отсидела.

— Никто не будет нигде сидеть, — отчеканила Дебора. — Саймон об этом позаботится.

Чайна развернула карту и посмотрела в нее, точно сверяясь с маршрутом.

— Он совсем не похож на… — осторожно сказала она. — Он не такой, как… Я бы не подумала…

Она умолкла. Потом добавила:

— По-моему, он очень милый, Дебора.

Дебора поглядела на нее и закончила мысль:

— Но он совсем не похож на Томми, да?

— Ничего общего. Мне кажется… не знаю… ты с ним как будто не очень свободно себя чувствуешь? Верно? Не так свободно, как с Томми. Я помню, как вы с ним смеялись. И попадали во всякие передряги. И делали глупости. Но с Саймоном я ничего такого представить не могу.

— Правда?

Дебора заставила себя улыбнуться. Подруга не ошибалась, ее отношения с Саймоном были совсем другими, нежели с Томми, и все же Деборе показалось, будто замечание Чайны направлено против ее мужа, и она тут же почувствовала себя обязанной его защитить — чувство, которое ей совсем не нравилось.

— Может быть, это потому, что ты видишь нас за серьезным делом?

— А по-моему, дело тут ни при чем, — заметила Чайна. — Ты же сама говоришь, он не похож на Томми. Может, это из-за его… ну, ноги? Из-за нее он серьезнее смотрит на жизнь?

— Вероятно, у него просто больше причин быть серьезным.