Алиенора Аквитанская. Непокорная королева - Жан Флори

Следует ли пойти еще дальше и обнаружить в темах романов о короле Артуре или в характерах персонажей отсылки к реальным историческим лицам, находившимся при дворе Плантагенета, в частности, к Генриху II и Алиеноре? Конечно, основные темы куртуазных и рыцарских романов, процветавших при дворе Плантагенета во второй половине XII в., появились в литературе задолго до брака Генриха II и Алиеноры, — в частности, описание мира короля Артура, впервые предложенное Гальфридом Монмутским в его «Истории бриттов», законченной в 1138 г. Сам автор черпал материал, как мы уже знаем, из богатого источника древних устных и письменных преданий. Образы короля Артура и королевы Гвиневеры в них слегка намечены, включая предательство и прелюбодеяние Гвиневеры с племянником Артура Мордредом, который привел королевство к гибели[868]. Однако после того как складывается сюжетная линия, появляются ее многочисленные вариации, в том числе и та, что касается любви, которую внушает Гвиневера. В древнейших кельтских сказаниях она не пользуется доброй славой, напоминая скорее блудницу, нежели королеву. Гальфрид Монмутский затеняет этот аспект, но все же не отказывается от измены королевы в финале. Возможно, основные черты образа этой королевы взяты из кельтских преданий[869], существовавших задолго до Алиеноры и куртуазных романов, которые вплели миф о Гвиневере в историю Алиеноры, превратившуюся посредством такой ассимиляции в легенду.

Подобную гипотезу с давних пор отстаивает Жан Маркаль, уделяя особое внимание «кельтскому прошлому» героев, вдохновлявших авторов XII в. В этом кельтском обществе, утверждает он, король (Артур) не имеет никакой власти. Как и в шахматной партии, вся власть сосредоточена в руках королевы (Гвиневеры), осуществляющей ее посредством своих многочисленных любовников. Кретьен де Труа, взявший за образец бретонские легенды, «собрал воедино» всех этих любовников, воплотив их в образе Ланселота. В данном случае речь идет об адаптации «французским» обществом XII в. мифологемы, заключенной в неоднозначном образе Гвиневеры, чье прелюбодеяние было вызвано необходимостью удержать равновесие сил в кельтском обществе. «Христианизация» героев, необходимая ради того, чтобы сделать их приемлемыми для читателя в рамках христианского общества, не сумела полностью лишить миф его кельтского религиозного субстрата. В образе Гвиневеры, например, обнаруживаются черты божественной женщины; в данном случае перед нами христианизация кельтских традиций, допускавших разнообразные, многократные половые отношения, ставшие неприемлемыми в обществе XII в[870]. В обработанном мифе, перенесенном Кретьеном де Труа и его последователями на христианскую почву, проступают черты отношений, которые можно объяснить, обратившись к моделям древнего кельтского общества. Так обстоит дело со странным поведением Артура, который порой кажется беспомощным, упорно не замечающим прелюбодеяний Гвиневеры. Дело в том, что Артур не является воплощением верховной власти: власть может осуществляться исключительно женщиной, и это право полностью принадлежит Гвиневере, «Царственной блуднице»[871]. Образ Ланселота, со своей стороны, представляет собой тонкий синтез принципа верховной власти, воплощением которой является Гвиневера, и кодекса fin’amors. Лучший защитник королевства, Ланселот — рыцарь королевы, но не короля[872]. Его функция спасителя проходит через любовь к Гвиневере, любовь, о которой Артур не может не знать, но с которой он должен смириться во имя спасения империи. Такая концепция верховной власти предполагает, что женщина, ее воплощающая, должна передавать ее путем сексуального союза: королева, которая является воплощением общей собственности, должна вызывать мужское влечение. Для того чтобы кельтские образы не шли вразрез с представлениями христианского общества XII в., их поэтическая транспозиция происходила в рамках куртуазной любви. Дама, объект желания рыцарей, побуждает их совершать подвиги ради нее — то есть ради общества в целом. Ж. Маркаль применяет такую интерпретацию кельтской верховной власти, воплощенной в Гвиневере, и к Алиеноре: такая трактовка способна, по его мнению, объяснить многочисленные аллюзии на прелюбодеяния королевы с ее современниками. «Эти прелюбодеяния не настоящие, а символические, находящиеся в соответствии с представлениями, воплощенными ею в контексте общества своего времени. Это Королевская Блудница, передающая свои полномочия тому, кому ей угодно, наилучшим образом для интересов сообщества»[873].

Таким образом, для Ж. Маркаля образцом Алиеноры была Гвиневера, неверная супруга короля Артура из древних кельтских легенд. Ее можно узнать в образе Изольды, Гвиневеры и Мелюзины. Алиенора, вероятно, очень рано познакомилась с этой легендой (которая, согласно автору, прославляла прелюбодеяние, бросая вызов браку) и способствовала ее распространению, тогда как, желая положить конец своему браку с Людовиком, она могла узнавать себя в персонаже Изольды. Так, в версии Фомы, король Марк правит не Корнуэллом, а всей Англией; Фома осыпает похвалами Лондон, самый богатый город на свете, отождествляя Алиенору с Изольдой. Образ Гвиневеры у Кретьена де Труа, согласно Ж. Маркалю, «оказывается живым портретом Алиеноры, как с психологической, так и с физической точки зрения»[874]. Продолжатели Кретьена де Труа пошли еще дальше: в их прозаических переложениях похищение Гвиневеры Мелегантом и ее освобождение Ланселотом и Гавейном становятся иллюстрацией пленения Алиеноры Генрихом II и ее освобождения Ричардом Львиное Сердце, который мог служить моделью персонажа Ланселота. Для других авторов история Ланселота, пришедшего на помощь Гвиневере, оказавшейся в плену из-за грехов и слабостей жестокого мужского мира, отражала историю самой Алиеноры, плененной Генрихом II в 1174 г.; спасая Гвиневеру-Алиенору, Ланселот (на этот раз образ Кретьена) избавляет двор Артура-Генриха II от ложных ценностей.