Обреченный на бой - Роман Злотников

— Это будет Колун, забирай его на дровяной двор.

Надсмотрщик хмуро кивнул и махнул рукой колодочнику. Тот, ковыляя, подошел к Грону, наметанным взглядом окинул ногу, достал тяжелый бронзовый тесак и ловкими, уверенными движениями подтесал колодку, затем натренированным движением накинул колодку на ногу и вынул ключ-кольцо из замка.

Дровяной двор представлял собой широкую площадку на краю обрыва, ограниченную со стороны храма уступом, укрепленным каменной кладкой. Возчики каждый вечер привозили стволы деревьев и чурки и вываливали их с уступа на площадку, а кухонные рабы и послушники, следящие за священным пламенем, забирали наколотые дрова. Колуну не нужны были ни цепи, ни стража, ибо взобраться по стене или спуститься по обрыву, имея на ноге тяжелую колодку, было невозможно. А рабы и послушники проходили через запертую дверь в кладке только в сопровождении стражников. Кормили лишь вечером, когда от тяжелой работы на солнцепеке грузные Колуны уже еле таскали ноги. Но так было со всеми предыдущими Колунами. С Гроном было по-другому. Тяжелую деревянную колодку, запирающуюся медным лепестковым замком, он снимал в секунду, так что с передвижением проблем не было. В дополнение к громоздкому каменному колуну он изготовил еще каменную кувалду и несколько клиньев, так что и с работой он мог управиться часа за три, в то время как грузному венету, который за день до появления Грона был удостоен чести послужить очередной порцией корма священным собакам, требовался для этого целый день. Короче, все было хорошо, вот только кормежка… Кухни готовили еду на семьсот едоков. Два десятка высших жрецов питались изысканно. Сотня прислужников, полторы сотни послушников и пять десятков храмовых гетер и их учениц обходились без разносолов, но питались сытно и обильно. Шесть десятков заггров и сотня дворовых слуг подбирали крохи с хозяйского стола. Остальные были рабами…

К исходу недели Грон понял, почему в храме было сложно с Колунами. За кухню отвечал лично ключник, но старшей поварихой была Тупая колода. Поэтому ключник на кухне почти не появлялся. Первые три дня он приходил к закату, оглядывал аккуратно выложенные поленницы, удовлетворенно кивал и удалялся, потом перестал приходить вообще. Теперь его единственным инспектором осталась Тупая колода. От кухонных рабов Грон узнал, что именно она была причиной высокой чести, которой удостоился прежний Колун. Колуны были ее привилегией. После того как один из кухонных рабов нарочно обварил руку, сделав себя годным к использованию только в качестве ноги на водососное колесо, а другой прыгнул со скалы, ключник запретил Тупой колоде тешить похоть кухонными рабами, поэтому у нее остались только Колуны. К исходу первых суток Грон уже ясно представлял, что его ожидает. Проблема была и в другом: трахаться-то Тупая колода трахалась, но лишнего куска от нее было не дождаться. Поэтому все они кончали одинаково. Те, кто ее пользовал, жили немного дольше, чем те, что отказывались. Но и те и другие быстро исчезали в желудках священных собак, ибо Тупую колоду отличала неугасимая ненависть к мужчинам, которая проистекала из естественного отвращения мужского пола к существу, которое носило прозвище Тупая колода. Хозяйка кухни представляла собой создание весом около двух центнеров, с реденькими, слипшимися волосками на голове, зато с густой порослью в носу, на верхней губе, подбородке и под мышками. Довершали картину бородавки и мелкие желтые зубки с изрядными прорехами. Вечером третьего дня, когда ключник ушел, Грон отложил колун и задумался. Дамы, предназначенной ему в подруги, он не видел, но кухонные рабы, забиравшие у него дрова, злорадно описали ему ее достоинства. Судя по тому, что забиравший сегодня дрова раб, глядя на него, ехидно посмеивался, час свидания был близок. Надо было решать, что делать. Сбежать особого труда не составляло, но он еще не нашел никакого канала к загграм. Требовалось задержаться в храме на некоторое время. Тем более что режим работы позволял заняться собой. Этому телу необходима была хор-рошая растяжка, кроме того, надо привыкнуть к своей новой массе и срочно что-то делать с реакцией. Когда он дрался с Тамором, эти черепашьи рефлексы едва не стоили ему жизни. Тамор несколько раз почти дотянулся до него, Грон вывернулся только благодаря своему гигантскому опыту рукопашника. Да и боевые искусства здесь были развиты слабовато. Во время обеих схваток Грона ни разу не пытались ударить ни ребром ладони, ни пяткой, ни, что самое интересное, просто ногой. Хотя, по-видимому, опыт уличных схваток у его противников был немалый. Однако за последние несколько дней он обнаружил, что его рефлексы быстро прогрессируют. Короче, по всему выходило, что здесь стоило задержаться. Грон вздохнул и принял решение. После сегодняшней встречи Тупая колода должна уйти не просто довольной, она должна стать его рабой. А внешность… что ж, он не пятнадцатилетний мальчик, можно потерпеть.

Это оказалось более трудным делом. Хотя он был готов к самому худшему, действительность превзошла самые смелые ожидания. Тупая колода была женщиной героических пропорций с грацией обожравшегося носорога и обаянием перепившей свиньи. Кроме того, Грон не мог себе представить, что, живя на острове, в двух шагах от моря, можно так вонять. Она появилась на дровяном дворе перед самым закатом. Брезгливо выпятив нижнюю губу, оглядела его, подошла к поленницам, пнула их своей отекшей ступней и повернулась к Грону:

— Ты что, рыбья икра, дурака валять вздумал?

Голос был под стать всему остальному — скрип гвоздя по стеклу. Грон украдкой бросил взгляд в сторону двери — стражника не было. Он демонстративно усмехнулся и молча уселся на камень. Тупая колода подхватила полено и, тяжело переваливаясь, побежала к нему.

— Я оторву твой мужской отросток и забью тебе в глотку, — визгливо заорала она.

Когда повариха была от него в одном шаге, он приподнялся на руках и, скользнув чуть в сторону, выставил вперед ногу. От удара нога загудела, а когда туша рухнула, Грону показалось, что где-то рядом произошло небольшое землетрясение. Но не успела разъяренная Тупая колода перевернуться на спину, как Грон придавил ей ноги коленом и засунул руку между ног.

— Что, женщина, ты этого хотела?

Он наклонился и, рванув зубами материю на груди, осторожно укусил ее за сосок.

— А может, этого?

Тупая колода рванулась, но Грон держал ее крепко. Она обмякла, воткнув в него яростный вазгляд, а он начал работать пальцами, губами, языком. Тупая колода изумленно вскрикнула, потом дернулась, снова пытаясь вырваться, но спустя несколько мгновений прерывисто задышала и закрыла глаза. Грон поднялся губами по шее, куснул за ухо и с придыханием зашептал:

— А может быть, и этого тоже?

Женщина вскрикнула и простонала:

— Да… да-а-а.

Грон почувствовал, что она вот-вот кончит, и, резко оторвав руки, поднялся на ноги. Тупая колода разочарованно вскрикнула. А Грон выпрямился и сложил руки на груди. Тупая колода с трудом приподнялась на локте и, задыхаясь, спросила:

— Чего ты хочешь?

Грон улыбнулся:

— По-моему, хочешь ты, женщина.

Тупая колода с трудом села, помотала головой.