Посмертный образ - Александра Маринина

Жил Смулов в большой удобной квартире, обстановка которойсвидетельствовала о его гостеприимстве. Мягкие кресла, диванчики, низкиестолики в огромной гостиной были, несомненно, предназначены для одновременногоприема большого количества людей. Вообще квартира была обставлена и отделана совкусом и любовью, и было понятно, что хозяин ею гордится.

Смулову удалось взять себя в руки, и к приходу Короткова онуже мог вполне внятно и последовательно отвечать на вопросы. Он усадилоперативника в удобное кресло в своей нарядной гостиной, принес чай ипепельницы – отдельно себе и гостю.

– Начнем, Юрий Викторович, – сказал он, стараясьговорить ровным голосом. – Спрашивайте.

Обо всем, что касалось непосредственно утра 16 сентября иобнаружения трупа Алины Вазнис, Смулов был допрошен еще вчера дежурнымследователем, выезжавшим на место происшествия. Сегодня перед Коротковым стояладругая задача – узнать как можно больше об Алине Вазнис. Ведь помощникрежиссера Елена Альбикова совершенно определенно заявила вчера, что АндрейСмулов был самым близким Алине человеком, и лучше него покойную не знал никто.

– Да, я знал ее лучше других, – кивнулСмулов. – Но вы не должны обольщаться, Юрий Викторович, даже я не знал еедо конца. Алина была невероятно «закрытой». И очень ранимой. Мы были вместечетыре года, и на протяжении всех этих четырех лет я постоянно наталкивался намысль, на ощущение, что я, оказывается, совсем ее не знаю.

– Если можно, поконкретнее, пожалуйста, – попросилКоротков. – И с самого начала.

– С самого начала… Что ж, можно и с самого начала. Я«нашел» Алину в нашей музыкальной студии, у Лени Дегтяря. И влюбился. Сразу, водночасье, влюбился так, что дыхание останавливалось. Вы понимаете? А сниматьее я начал уже потом, тут все банально. Редкий режиссер не снимает своихлюбовниц, если они актрисы, конечно. Причем степень одаренности актрисы никакойроли не играет, если любовница – снимают обязательно. Некоторые ухитряютсяснимать даже тех своих баб, которые вообще актрисами никогда не были. Правда, явидел, что у Алины есть талант, это было бесспорно. Но как-то все было…Смазано, что ли. Словно берешь кассету с записью великой музыки, вставляешь вмагнитофон, нажимаешь кнопку – а оттуда раздается что-то маловразумительное. Толи шумы какие-то мешают, то ли скорость не тянет, но впечатление совсем не то.Но я очень любил Алину, поэтому все равно ее снимал и постоянно пыталсядобиться от нее полной отдачи. Было очевидно, что она недорабатывает насъемочной площадке, ей что-то мешает работать в полную мощность, хотя онастарается изо всех сил. Вы не поверите, но у меня ушло два года на то, чтобыона перестала от меня «закрываться». И тогда у нас все получилось. Я снял«Извечный страх», в котором Алина сыграла главную роль. И как сыграла! Всепоняли, что перед ними актриса с большим будущим. Великая актриса. Настоящая. Ягордился ею, я понимал, что тут есть и моя доля успеха… Я тут же взялся заследующий фильм, он называется «Безумие», и вы не поверите, но Алина сталаиграть еще лучше. Она была невероятна! Неподражаема! Последний эпизод, которыймы снимали на натуре, получился шедевром, все говорили, что эти кадры войдут вмировую летопись кинематографа. Нам оставалось совсем чуть-чуть, чтобызакончить фильм… И вот… Алины нет больше. Вы понимаете? Я без нее – ничто.Скажу вам откровенно, до встречи с ней я уже почти стал «режиссером одногофильма». Так называют режиссеров, которые делают очень хороший первый фильм, адальше все идет хуже и хуже, слабее и слабее. Так и со мной было. Я вынужденсказать вам правду, иначе вы ничего не поймете в моем рассказе: я был оченьнесчастлив в любви. Очень. Наверное, поэтому у меня и работа не получалась.Переползал из одной личной драмы в другую, всегда в переживаниях, в ревности. Апотом – Алина. Женщина молодая, прекрасная, талантливая, которая меня любила,причем любила так, что не доставила мне ни одной минуты переживаний. Ни одной,вы слышите? За четыре года я ни разу не испытал ни укола ревности, ни страха,что она меня бросит. Осмелюсь утверждать, что она меня любила так же сильно,как и я ее. Одним словом, я был счастлив с ней. Очень счастлив. И на этомдушевном подъеме я и снял «Извечный страх», и он у меня получился! Не у меня –у нас, у нас с Алиной. Я переродился, я стал другим, я понял, что могу делатьпервоклассные фильмы. Но только пока она рядом со мной. Без нее я – ничто.Ноль. Творческий импотент.

Смулов повторил те же слова, которые уже говорил вчера. БезАлины он работать не сможет.

– Андрей Львович, а почему вы не поженились? –спросил Коротков. – Ведь вы оба были свободны. Что же вам мешало?

– Ничего. Нам ничего не мешало. Но перед Алиной всталаперспектива стать настоящей звездой, а звезда хороша, пока она свободна. Этостарая истина, она всем понятна в наших кругах. Звезда должна или не состоять вбраке, или постоянно менять супругов, чтобы у зрителя в подсознании все времяжила мысль о том, что эта звезда теоретически доступна. Если бы Алинанаходилась в прочном стабильном браке, зрители, по крайней мере мужчины,потеряли бы интерес к ней. А в том, что наш с ней брак был бы прочным истабильным, я ни минуты не сомневался. Мы очень любили друг друга.

– Вы были женаты раньше, Андрей Львович?

– Был. Очень давно, очень недолго и очень неудачно. Яже говорил вам, я был несчастлив в любви, меня это преследовало с самогодетства. Поэтому Алина значила для меня так много…

– А Алина? У нее были серьезные романы до встречи с вами?

– Юрий Викторович, я ведь уже предупреждал вас: я зналАлину лучше других, но все равно недостаточно. Она говорила, что серьезныхдлительных романов у нее не было, хотя мужчины, конечно же, были, она этого ине скрывала. Но повторяю – это она говорила. Как было на самом деле – я незнаю. Я не особенно в это вникал, потому что это ведь не имело никакогозначения. За четыре года она не дала мне ни одного повода для ревности. Ниодного.

– Какая она была? Добрая, злая, мягкая, жестокая?Лживая, искренняя? Расскажите мне о ней побольше, Андрей Львович.

Смулов отвернулся к окну, и по тому, как напряглись мышцы наего шее, Коротков понял, что режиссер пытается справиться со слезами.

– Мне трудно говорить об этом, – начал он наконецкаким-то сдавленным голосом. – Знаете, так бывает, когда понимаешь, чточеловек, которого ты любишь, сделал что-то недостойное, а ты ничего не можешь ссобой поделать и продолжаешь его любить. Впрочем, лучше Соммерсета Моэма обэтом все равно никто не написал еще. Помните «Бремя страстей человеческих»?Только, ради бога, не поймите меня буквально, в том смысле, что Алина былатупой безнравственной шлюхой. Ни в коем случае! Нет и нет! Она была… Как бы этосказать… Эмоционально тупой, что ли. Есть, кажется, в психиатрии такой термин –эмоциональная тупость. Нравственная глухота. Вот один только пример. Как-томеня скрутило, тоска такая навалилась, хоть плачь – хоть вешайся. И мне такнеобходимо было услышать от Алины какие-то теплые, нежные слова… Время – первыйчас ночи, я сижу в своей квартире сам не свой, мечусь, как волк в клетке, тоскаменя душит. Звоню Алине, спрашиваю: «Лина, ты меня любишь?» Да мне всего-то инужно было, что услышать от нее: «Конечно, милый, я очень тебя люблю. Оченьлюблю». Вот и все. Меня бы сразу отпустило.