Посмертный образ - Александра Маринина

Он огляделся. Кухня в квартире у Каменской была крошечная,но наметанным глазом Стасов сразу определил, что она любовно и тщательнообустроена для длительного времяпрепровождения. Над столом – бра с яркойлампой, сразу видно, что здесь не только едят, но и читают. Мебель расставленатак, чтобы можно было, сидя на стуле, дотянуться до плиты, рабочего стола имойки. Все компактно, функционально, ничего лишнего. У самого Стасова кухнябыла устроена безалаберно, но привести ее в порядок все руки не доходили.

– Ты знакома с Заточным? – вдруг спросил он ни стого ни с сего.

– С Иваном Алексеевичем? Знакома, – ответилаНастя, ловко управляясь с длинным белым батоном и солидным брикетом сыра, изкоторых мастерила гренки.

– И как он тебе?

– Профессионал экстра-класса. А то ты сам не знаешь. Тыже под ним работал, разве нет?

Анастасия была права, Стасов действительно работал вУправлении по борьбе с организованной преступностью, а Заточный был одним изруководителей соответствующего главка в Министерстве.

– Работал, – согласился он. – Но мнеинтересно твое мнение.

– Да брось ты.

Она повернулась к нему лицом и встала, опираясь спиной надлинный узкий шкаф-пенал, точь-в-точь такой же, какой стоял на кухне у самогоСтасова, только другого цвета.

– С чего бы тебя заинтересовало мое мнение? Я что,Ванга? Джуна? Наслушался ты всякого дерьма про меня и Ивана, вот и спрашиваешь.Думаешь, я не знаю, что меня считают его бабой? Знаю я прекрасно. И хочетсямне, Стасов, послать тебя подальше, поконкретнее и погрубее. Но посколькунеудовлетворенное любопытство хуже больного зуба, я тебе отвечу. Я никогда неспала с генералом Заточным. Ни-ко-гда. А то, что он мне нравится, – этода. Это есть. Скажу тебе больше, ровно за месяц до своей собственной свадьбы явлюбилась в него, правда, всего на несколько дней, у меня это бывает. Знаешь,прибьет эдак, и что хочешь – то и делай. Но проходит быстро, самое большее – задве недели. Дольше двух недель в моей влюбчивой душе ни один мужик еще непродержался. Единственное исключение составил Чистяков, так и то я за негозамуж в результате вышла. Тебя удовлетворил мой ответ?

– Извини, – просто сказал Стасов. – Я нехотел тебя обижать. Но мне правда было любопытно. Все-таки Заточный – этофигура. Вас вместе видели…

– И еще много раз увидят. На всякий случай скажу тебезаранее, что два раза в месяц по воскресеньям мы ходим рано утром гулять вИзмайловский парк. С семи до девяти утра. Это такая традиция, что-то вродеритуала.

– Господи, да о чем же вы разговариваете с Иваном? Ктоон – и кто ты… Тоже мне, парочка.

– Тебе не понять, – сухо ответила Настя, аккуратноскладывая на сковороду куски белого хлеба с сыром. – Люди могут и неразговаривать. Просто сама по себе ситуация приводит их в определенное душевноесостояние. В первый раз мы пошли вот так рано утром гулять, когда я занималасьодним убийством, а у Заточного сотрудник оказался в этом замешан. Ходили мы сним по парку, вслух вычисляли, от кого идет утечка информации, а самипотихоньку друг друга подозревали. Противно было, тяжко – аж зубы сводило. Апотом оба не выдержали и объяснились. Дескать, я вам не верю потому-то ипотому-то, а я, со своей стороны, вам не верю. В общем, поговорили. И каккамень с плеч. Так хорошо нам стало, тепло, надежно… Теперь вот встречаемсярано утром и ходим, молчим, а на душу благодать снисходит.

Стасов молчал, вспоминая, как четыре месяца назад ходил поулицам рядом с Татьяной, с которой только что познакомился, и умирал отвосторга и какой-то необъяснимой нежности.

– Эти ваши прогулочки посильнее постели, пожалуй,будут, – заметил он. – Если бы мне сказали, что на мою любимуюженщину снисходит благодать, когда она гуляет по парку с другим мужчиной, я бысдох от ревности. Уж лучше бы она с ним просто спала, это хоть не так обидно.Быть плохим любовником не стыдно, это уж кому что дано. А вот понимать, что тыскучен и неинтересен – это совсем другое. Тут уж вешаться впору.

– Приятно, что ты это понимаешь, – усмехнуласьНастя.

Она налила Стасову чай, себе – растворимый кофе, поставилана стол большую плоскую тарелку с гренками и села напротив него.

– А теперь, – сказала она, сделав маленький глотоки поставив чашку на блюдце, – ты меня спросишь, с чего это я перед тобойтак открываюсь. Да? Вроде впервые разговариваем, только-только познакомились, ая с тобой так откровенничаю. Подозрительно?

– Ну, в целом… Конечно, подозрительно. Туфту гонишь?Проверяешь?

– Нет, правду говорю. Но у меня, Стасов, выбора нет. Акогда выбора нет, тогда все просто. Есть один путь, по нему и топай, хочетсятебе или нет, но топай. Мне убийство надо раскрыть, а для этого мне нужен ты. Итемнить с тобой, врать и, как ты выразился, туфту гнать опасно. Ты можешьуличить меня в неискренности, и тогда ничего у нас с тобой не получится. Мне стобой дружить надо.

Стасов внутренне поежился. Насквозь она видит, что ли? Но, сдругой стороны, такая простая, открытая…

– Будем дружить, – кивнул он. – Пойми меняправильно, я в «Сириусе» работаю всего месяц. С одной стороны, я заинтересованв том, чтобы убийство Алины было раскрыто, неважно кем, вами, или мной, иливместе. Важно, чтобы убийца был разоблачен. Потому что если этого не случится,то с вас какой спрос, а с меня Мазуркевич башку снимет. Зачем ему начальникслужбы безопасности, если ведущих актрис могут безнаказанно убивать. Ловишь моюмысль?

– Догоняю, – ответила Настя, чуть усмехаясь.

– С другой стороны, я за этот месяц еще мало во чтовник, людей знаю плохо, и вообще… Одним словом, помощник из меня слабоватыйполучится. Но можешь рассматривать меня просто как дополнительную рабочую силу.Считай, что я – еще один опер в вашей группе. И можешь на меня полностьюрассчитывать.

– Не могу, – вздохнула Настя. – Есть одно«но». И сейчас придет твоя очередь открываться. И выбора у тебя, Слава, тоже небудет, как и у меня. Тебя очень сильно звал к себе на работу президенткиноконцерна РУНИКО Борис Рудин. Он предлагал тебе зарплату по меньшей мере вдва раза выше, чем ты получаешь в «Сириусе» у Мазуркевича. Но ты тем не менееработаешь именно в «Сириусе». И это наводит меня на мысль, что тебя сМазуркевичем связывает что-то личное или, напротив, что-то финансовое, деловое.Поэтому, если в процессе следствия будут затронуты интересы Мазуркевича или егожены, ты не будешь мне помогать. Более того, ты начнешь мне мешать. Развей,пожалуйста, мои сомнения. И не надо мне рассказывать о том, что Рудин –любовник твоей бывшей жены, поэтому, мол, тебе не хочется у него работать. Дляменя это не аргумент, тем более что разница в деньгах очень заметная и ради нееможно и плюнуть на жену, тем паче бывшую.

Вот это номер! Каменская, оказывается, неплохо подготовиласьк знакомству с ним, Стасовым. Бьет не глядя, но попадает точно. Попробуй тутсоврать, черт ее знает, как глубоко она копнула, а попадаться на вранье нехочется, да и глупо. Он нужен ей. Но и она нужна ему. Но она ошиблась, выбор унего есть, и ему придется его сделать, выбор этот, прямо сейчас, здесь, на этойсамой кухне. Он должен решить, покрывать ли ему Ксению Мазуркевич. Еслиубийство Алины Вазнис совершила она и начальник службы безопасности выведетжену своего шефа на чистую воду, то начальник этот останется без работы на всюоставшуюся жизнь. Тут все понятно. Кому охота пригревать на груди змею и житьна пороховой бочке. А если будет ее выгораживать, давая милиции заведомо ложнуюинформацию? Своих-то коллег бывших обмануть можно, не фокус, и Ксению вытащитьможно, а вот дальше-то что? Мазуркевич будет знать, что он, начальник службыбезопасности Владислав Стасов, вполне профессионально водит за нос уголовныйрозыск и укрывает убийц от правосудия. Завтра он с кем-нибудь поделится этойинформацией, послезавтра она уйдет гулять по самой широкой общественности, аеще через два дня по его, Стасова, душу явятся крутые дяденьки с требованием,чтобы он шел работать на них. Пойти – влипнуть в такой криминал, из которогоуже не вывернешься, сядешь в ближайшие же полгода, а то и не просто сядешь, апод «вышак» подлетишь. Не пойти – проживешь максимум часа два, ну три от силы.Нет, выходит, Каменская все-таки права, надо с ней дружить и искать убийцуАлины, кто бы этим убийцей ни оказался. Лучше уж остаться без работы, но живым,чем с работой, но покойником.