(не) зажигай меня - Марианна Красовская

Да, оборотень. Да, могу бегать зверем. Что такого-то? В паре, где мужчина-оборотень, всегда рождаются дети его вида. Я волчица, братья мои — волчата. Мать — оборотень всего лишь на четверть, в ней кровь рыси.

Была б полноценной рысью — с отцом бы ничего у нее не вышло.

В Галлии рысей и волков полно. Медведей вот меньше. А других зверей и вовсе нет. Не оборачиваются люди ни в белок, ни в зайцев, ни в каких-нибудь драконов. Сказки всё это. Закон сохранения массы гласит, что зверь и человек должны весить одинаково. Иначе не бывает. Поэтому, признаться, волчица из меня весьма изящная, если не сказать — хилая. Впрочем, размер не показатель силы. Мой любимый дядюшка Кирьян тощ до безобразия, потому что вечно в разъездах и много на себе тащит. Он редко сидит на месте. Его рысь забавная на вид, похожая на него самого: худющая, с длинными лапами и порой плешивая. Не рысь, а заморский зверь ягуар, которого я на картинках в детских книжках видела. Один-в-один, только у ягуара хвост еще имеется длинный. Так вот, с его рысью даже медведь не всегда может управиться. Юркий он и стремительный, будто ветер.

Я с медведями не сражалась, я вообще ни разу в зверином облике не дралась, но смею надеяться — постоять за себя смогла бы. Вообще для меня вторая ипостась — больше баловство и легкий способ убежать от проблем и дурного настроения в полнолуние. Я ж папина принцесса, всю жизнь прожила под защитой. И теперь еду с Герхардом, а далее меня дед защищать будет. Не о чем мне волноваться, если подумать. Вот только принцессой меня теперь называть не стоило. Слишком горько.

Дождь сопровождал нас весь день до самого постоялого двора, то утихая, то припуская с новыми силами. Порою он был больше похож на снег, чем на дождь. Пару раз по крыше дилижанса стучал град. Премерзкая погода не благоприятствовала частым остановкам. В кусты мы бегали очень быстро, очень. Оттого и приехали на ночевку раньше, чем обычно. Это радовало: наши с Милисентой платья забрали в чистку и сушку, а ужин принесли прямо в комнаты. Завернувшись в одеяло, мы предавались безделью. Вдова была неразговорчива. Зато не было сомнений, что у нее хорошее воспитание: весь вечер она просидела с книгой, да не с каким-то дамским романом, а с собранием сочинений Манкутто — философа и теолога прошлого века. Я такую муть, в смысле столь серьезную литературу терпеть не могла, никакой другой книги у вдовы не оказалось, и, немного полежав на полу (чтобы размять ноющую от долгой поездки спину), я отправилась спать.

--

Больше никогда я не соглашусь на такие путешествия! Лучше бы я ехала одна своим ходом! То ли от переживаний, то ли от дурной погоды и дождя я заболела. Наутро проснулась со страшной головной болью, опухшими глазами и заложенным носом. И, конечно, на постоялом дворе не оказалось целителя! И в ближайшей деревне его тоже не имелось. Я сидела за столом, вцепившись в чашку с горячим чаем и вздыхала.

— Это в город надо посылать, — почесал голову хозяин трактира. — Или миледи здесь останется. Через три дня всё пройдёт.

— Как же так! — ахала Милисента. — Ведь это и деньги потерянные, и неделя времени, и близкие волноваться будут! Да и в следующем дилижансе может не оказаться места!

— Совершенно точно не окажется! — деловито подтвердил кучер. — Обычно заполненные едут.

— Надо было брата моего посылать, — вздыхал Герхард, разглядывая моё осунувшееся лицо. — Он целитель. От него хоть толк был бы, а что я? Может, вытерпишь? Сядешь в уголочке, укутаешься в одеяло, подремлешь?

— И помру к следующей станции, — жалостливо шмыгнула носом я. — По-твоему, зря лекари постельный режим выписывают?

— Два-то дня выдержишь как-нибудь, — легкомысленно махнул рукой мой охранник. — А там уж и встретят нас. Ты ведь девочка крепкая.

Я его ненавидела в этот момент. Как же он не понимает — плохо мне, плохо! Никто меня не любит, не жалеет. Даже степняк молча стоит в сторонке, а делал вид, что я ему нравлюсь! Все мужчины — лицемеры!

— Может, послать в город за лекарем? — неуверенно предложила вдова. — День потеряем, это не так уж и страшно. Не бросать же девочку здесь!

— Расписание, лошади, — напомнил кучер. — У нашей службы всё рассчитано.

Я уныло смотрела на столпившихся вокруг меня людей. Перед глазами плыло, дышала я ртом и вдобавок начала потеть. Прямо чувствовала, как по спине текут противные капельки пота. Не поеду никуда! Останусь тут и буду страдать!

— Позвольте, я попробую, — неожиданно для всех подал голос степняк. — Я немного смыслю в целительстве!

Герхард позволил. Он отошел в сторонку, разрешая степняку опуститься передо мной на корточки и взять мои ледяные руки в горячие ладони. Под его пристальным взглядом глаза закрывались сами собой. Я почувствовала, как обжигающие и жесткие пальцы Аяза вертят и мнут мою больную голову. Он что-то бормотал на незнакомом мне языке. От его прикосновений хотелось мурлыкать, это было невероятно сладко. Пальцы словно вытягивали боль. Когда он отошел, встряхивая кистями, в голове было легко и весело, и даже нос задышал.

— Вы целитель? — изумленно спросила я по-славски, совершенно забыв, что не должна знать этот язык.

— Не совсем, — смущенно улыбнулся Аяз. — Я лошадник.

— Как это?

— Разговариваю с лошадьми, лечу их.

— Я что, лошадь, по-вашему? — возмутилась я.

— Но ведь сработало же! — по-мальчишечьи ухмыльнулся юноша. — Вам ведь легче?

— Намного, — кротко согласилась я. — Спасибо.

Я действительно чувствовала себя практически здоровой. Головная боль почти ушла, нос дышал, слабости не было. Можно было ехать дальше. Все попутчики очень обрадовались. Даже "разбойники" изобразили на лице что-то похожее на улыбку и поздравили меня с выздоровлением.

— Я так и думал, что вы знаете славский, — с усмешкой прошептал мне Аяз. — Нельзя ехать в Славию к родне, не зная языка.

Я досадливо поморщилась. Опростоволосилась, слов нет.

— А кто у вас родственники? — будто невзначай спросил степняк.

— Государь, разумеется, — хитро улыбнулась я. — Он мой двоюродный дед.

И это была чистая правда, потому как мать моей матери была дочерью государя! Не нынешнего, а прошлого, конечно.

Да, происхождение у меня самое высокое. И Оберлинги, и Браенги, и Государь Славский, и Эстебан Галлинг — все числились моей роднёй. Эстебан, конечно, не близкий родственник (хвала богине), но, поскольку дядюшка Кир женат на его сестре — на покровительство его величества я могу рассчитывать при любых обстоятельствах.

Не знаю, чего ожидал Аяз и поверил ли мне, но лицо у него сделалось странное, задумчивое. Молча мы заняли свои места в дилижансе. Молча тронулись с места. Начинался четвертый день нашего путешествия. Завтра к вечеру будем уже в столице Славии, Аранске.

К полудню разъяснилось; стало понятно, что мы всё же в Славии. Солнце весело светило с неба, вокруг был уже зеленеющий лес, смотреть в окно — одно удовольствие. Вдова достала свою книгу, но толку никакого не было. Дорога была ухабиста, нас немилосердно трясло. Не то, что читать — разговаривать было невозможно, того и гляди, язык откусишь. Когда раздался страшный свист, я даже не удивилась — подспудно это ожидалось с самого начала поездки.