Рубеж - Анатолий Рыбин

— Ну вот что, техники, если хотите, сейчас посмотрим все главные агрегаты. Только без крика и дружно, по-солдатски. Ладно?

— Ладно-о-о! — ответил хор голосов.

Ребята приняли предложение, как команду, мгновенно придвинулись друг к другу, выпрямились, будто и в самом деле стояли в строю.

— Хорошо, молодцы, — похвалил их Григорий и показал на дверь своего кабинета: — Сперва пройдем вон туда.

Едва маленькие гости сделали несколько шагов, как дверь распахнулась перед ними, словно в кабинете был невидимка. Снова раздался восторженный ребячий гвалт:

— Вот здорово!

— А это как, а?

Григорий таинственно улыбнулся и пригласил ребят к книжному шкафу. Здесь, чтобы посмотреть книги, нужно было нажать на одну из кнопок на боковой стенке. Стали нажимать по очереди. Полки одна за другой сперва выныривали из глубины шкафа, затем неторопливо опускались, на какое-то время задерживались, давая возможность рассмотреть, какие книги на них есть, и прятались обратно.

— Дорогой мой супруг, это чем же ты тут занимаешься? — спросила Надежда Андреевна, заглянувшая в кабинет.

— А видишь, Надюша, дочь экскурсию организовала. Меня в экскурсоводы определила. Вот и служу.

— Хорошая служба, ничего не скажешь.

— И чего ты, мамочка, мешаешь нам? — капризно надула губы Машенька. — Не хочешь радоваться — иди в другую комнату.

— Боже мой! — всплеснула руками Надежда Андреевна, и весь гнев ее мигом растаял. — Семейный блок, значит? Ну-ну, мешать не стану, уйду.

А минут через двадцать, когда шумная ребячья компания вернулась в прихожую, Надежда Андреевна шепнула мужу:

— Слушай, экскурсовод, как же теперь со Славкой-то жигаревским быть? Его ведь наша егоза привела сюда прямо из школы. Позвони отцу, что ли. Ищет его, поди.

— Мне неудобно. Видишь ли, Надя, у меня с полковником разговор был сегодня острый.

— А при чем тут ребенок? Разве он виноват?

— Ребенок не виноват, конечно, и все-таки давай лучше я дежурную машину вызову, а ты сама позвони Жигаревым. Хорошо?

Надежда Андреевна сердито поглядела на мужа, но возражать не стала.

— Ладно, вызывай машину. Только побыстрей.

Когда с сынишкой Жигарева все было улажено, Григорий пожаловался:

— У меня, Надюша, день был очень тяжелый. Застопорилась работа над прибором. Ты кофейку покрепче свари, пожалуйста, а то ко мне Ячменев и Машкин придут. Думать будем.

— Опять до полуночи?

— Не знаю, как получится. А ты чего нахмурилась? Ты спи себе на здоровье.

— Но ты же все на свете забыл со своей математикой. Люди уже говорят об этом.

— О чем именно?

— Что ты сам мучаешься и солдатам покоя не даешь.

— Так вот прямо и говорят?

— А не все ли равно, так или иначе? Смысл-то один, мучаешь ведь людей! Или, скажешь нет? — Она пристально посмотрела ему в глаза.

— Да понимаешь ли, Надюша... Ведь это очень нужное дело...

Надежда Андреевна горестно вздохнула:

— Я что, Гриша... Я, может, и понимаю. Но почему же других все это нервирует?

— Кого других-то?

— Сам же говоришь, что с полковником Жигаревым были сегодня неприятности. И раньше были. Я знаю.

Григорий подошел к жене, обнял ее и принялся целовать ее слегка побледневшее, но от этого еще более красивое и нежное лицо.

— Ну почему ты у меня такой неугомонный, Гриша? — спросила она, отстраняясь.

Он ей не ответил, так как в прихожей резко затрещал звонок.

— Вот, вот, пожаловали твои Эйнштейны. — Надежда Андреевна недовольно подтолкнула мужа. — Иди принимай!

Но пришли не «Эйнштейны», а подполковник Горчаков, командир мотострелкового полка, расположенного по соседству с ракетчиками. Большой, загорелый, в узкой спортивной тужурке с открытым воротом, он мгновенно заполнил собой всю прихожую. А от густого басистого голоса его, казалось, заколыхалось все, что стояло или висело в квартире.

— Я за вами, сосед! Уважьте городошника. Прошу на две партии. Одну, так сказать, для разминки, другую для пробы сил. А дальше видно будет, по настроению.

— Да нет, Василий Прохорович, уже темно, — возразил Жогин, — какие теперь городки!

— Какие, говорите?! А у меня на спортивной площадке нет ночи. У меня там светло как днем. Ну что вы, право! Облачайтесь в спортивный костюм — и полный вперед! — Он вскинул одну руку вверх, другой показал на дверь, как это делают регулировщики на дорожных перекрестках. Однако Жогин не сдавался.

— Извините, Василий Прохорович, не могу сейчас. В другой раз с превеликим удовольствием.

— В другой раз само собой. У меня сейчас запал пропадает. Замполита, понимаете, уговорил, а он одну партию продул — и наутек. Неинтересно, говорит. Так пойдете или нет?

— Не могу, — твердо сказал Жогин.

— Что за молодежь пошла! — Горчаков разочарованно махнул рукой. — Ну ничего, я соревнование устрою. Завтра же получите вызов.

— Какой вызов, Василий Прохорович? Мы же соревнуемся с вами по всем видам физической подготовки.

— Это само собой. А по городкам будет особое соревнование. И призовой кубок учредим. Так-то, сосед!

В прихожую вышла Надежда Андреевна, с упреком посмотрела на мужа.

— Ты чего это, Гриша, гостя у порога держишь? Проходите, Василий Прохорович.

— Не беспокойтесь, Надежда Андреевна, — сказал Горчаков. — Я ведь на единую минутку заглянул, мужа вашего хотел вытащить в городки поиграть, а он, как видите, ни с места. Может, вы со мной сыграть отважитесь, а?

— Да какая из меня городошница, — смутилась хозяйка.

— А что? Моя Ксения иногда составляет мне компанию.

— Ваша Ксения спортсменка. И вообще, это ее работа. А я целыми днями в политотделе за машинкой да за бумагами сижу. Скоро, наверно, по земле ходить разучусь. Да вы пройдите в комнату. Я вас кофейком угощу и вишневкой...

— Нет, Надежда Андреевна, спасибо, в другой раз. Пойду. — Но, сделав шаг, он остановился и снова повернулся к Жогину: — Извините, сосед, спросить хочу. Вам с новым командиром, прибывшим в Степной гарнизон, познакомиться не довелось?

— Пока нет, — ответил Жогин. — Но в штабе дивизии о нем слышал.

— И что, интересно, говорят?

— Серьезный вроде, с характером. Штабное начальство, как я понял, не очень-то к нему расположено. Даже недовольно вроде.

— А меня, знаете, фамилия смущает: Авдеев, — озабоченно сказал Горчаков. — Встречался я с одним Авдеевым на больших учениях. Посредниками были. В оценке танкового десанта разошлись. Я похвалил ребят, а он разобщенность в действиях усмотрел. Занозистый мужик. Не знаю, он ли?