Рубеж - Анатолий Рыбин

— Геннадий Максимович, вы прямо к обеду! Прошу к столу.

— Нет-нет, — уклонился от приглашения Нечаев. — Пообедал уже в батальоне.

— Да что там в батальоне! Тут, как в ресторане, «заяц-табака» имеется. Неужели устоите? — спросил Мельников.

— А вот насчет зайцев и зашел. — Нечаев, не раздеваясь, повернулся к комдиву. — Видите ли, Сергей Иванович, тут в низине зайцы в окружении оказались: справа и слева батальоны, впереди штаб, позади артиллеристы. Словом, податься некуда. Но чувствуют они себя неплохо. Здесь молодой чилижник. Вот зайцы-окруженцы выжидают, когда мы уйдем отсюда. Уникальный, можно сказать, случай. Но подполковник Горчаков приказал изловить зайцев. Уже специальные петли солдаты изготавливают, чтобы провести операцию тихо, без выстрелов. Видите — и жаркое уже появилось.

Мельников сурово посмотрел на Горчакова:

— Чем вы занимаетесь, подполковник?

— Так это же между делом, товарищ генерал. Случай уж очень редкий, упустить жалко. Это вроде компенсации за несостоявшуюся охоту. Да и почему людей не побаловать? Деликатес же, товарищ генерал!

— Эх, Горчаков, Горчаков! — покачал головой Мельников. — И как вы могли до такого додуматься? Это же не охота, а браконьерство, преднамеренное истребление попавшего в беду зверя. Отмените свою затею немедленно.

— Товарищ генерал, ну хотя бы...

— Никаких «хотя бы». Вы поняли?

Горчаков глухим, упавшим голосом ответил:

— Все понял, товарищ генерал.

— Видали? — сказал Мельников, повернувшись к Нечаеву. — Зайчатники «между делом»! А разведгруппу три часа найти не могут!

Разговор перебил вбежавший в палатку дежурный. Проворно вытянувшись, он сообщил что в дивизию прибыл командующий.

— Где он? — спросил Мельников.

— Велено передать, товарищ генерал, что командующий ожидает вас в расположении «Сирены», — доложил дежурный.

«Сиреной» условно назывался штаб авдеевского полка.

Комдив приказал дежурному:

— Машину!

* * *

Подъезжая к лесистым склонам высоты, где располагался авдеевский полк, Мельников пристально вглядывался в заснеженные окраины березовых и сосновых урочищ. Всюду было спокойно. Никаких признаков укрывшихся здесь и готовых к действиям войск взгляд его почти не улавливал. Это радовало комдива, в душе он даже похвалил и Авдеева и его комбатов за тщательную маскировку, за дисциплину личного состава. И еще он думал о том, как бы сейчас все эти тихие места ощетинились, наполнились грохотом боевой техники, огненным смерчем ракет и снарядов, появись приказ «К бою!». Но раньше предстояло тщательно подготовиться, изучить местность, где предполагалась дислокация «противника», затем выйти на исходный рубеж. И все это требуется проделать с такой скрытностью, чтобы «неприятельская» разведка ничего не заметила и чтобы подготавливаемые дивизией действия были абсолютно внезапными.

У штаба полка под высокими елями, подпиравшими верхушками синеву холодного зимнего неба, Мельникова встретил адъютант командующего майор Корнюшин. В хорошо пригнанной шинели, со слегка подкрученными черными усиками, он выглядел весьма щеголевато, Корнюшин красиво вытянулся и, ловко пристукнув каблуками, доложил:

— Товарищ генерал, командующий ожидает вас в доме лесника.

Мельников знал, что в этом доме, принадлежавшем когда-то управлению местного лесничества, потом отданном в распоряжение охотничьего общества, сейчас расположен штаб авдеевского полка.

— А ведь это примечательно — «в доме лесника», — шутливо заметил Мельников. — Почти как в знаменитых Филях.

— Так точно, товарищ генерал. Но с той, пожалуй, разницей, что наши войска готовятся к наступлению, — уточнил находчивый и острый на язык Корнюшин.

— Видите ли, майор, в Филях, по существу, тоже родился замысел наступления. И еще какого наступления!

— Да, конечно, — согласился Корнюшин.

В доме лесника Мельников бывал и раньше, когда оказывался в этих местах на учениях или приезжал на охоту. Случалось даже раза два ночевать здесь. Несмотря на ветхость помещения, в четырех просторных комнатах было всегда чисто и тепло. А хозяин дома, старый бородатый Михеич, встречал Мельникова с неизменным радушием.

Не потерял домик своей особенной прелести и сейчас. Заполненный офицерами и строгой штабной работой, он все же дышал домашним печным уютом. Михеич, попавшийся Мельникову на крыльце среди солдат, улыбнулся ему тепло, по-дружески.

Генерал-полковник Сайгин, тщательно причесанный, в узком строгом кителе, был один в большой комнате. Выслушав доклад вошедшего Мельникова, одобрительно сказал:

— Действиями вашей дивизии я доволен, генерал. Это, пожалуй, на сегодня лучшее, что мы имеем в округе. Поэтому имею особое удовольствие объявить, что приказом министра обороны вы назначены начальником управления боевой подготовки нашего военного округа. С чем и поздравляю.

— Служу Советскому Союзу, — сдерживая волнение, ответил Мельников.

— Надо полагать, довольны?

— Да, конечно. Только время сейчас очень горячее, товарищ генерал-полковник.

— А что время? — Сайгин пристально посмотрел на Мельникова. — В войну мне пришлось принимать один раз дивизию, потом — корпус в самый разгар боев сперва под Москвой, потом на Орловско-Курской дуге. У вас же до начала «наступления» есть время. — Сайгин помолчал, давая возможность Мельникову освоиться с мыслью о новом назначении, затем распорядился: — Дивизию немедленно передайте полковнику Авдееву.

— Подполковнику Авдееву, — поправил Мельников.

Командующий уверенно повторил:

— Полковнику.

Мельников понимающе кивнул:

— Все ясно, товарищ командующий.

— У вас возражений нет в отношении Авдеева?

— Нет. Кандидатура самая подходящая.

— Ну вот и договорились. На передачу дивизии даю три дня. Больше не могу. Нужно уложиться.

— Есть, уложиться, товарищ генерал-полковник.

Мельников подумал: «Вот и свершилось!» В душе у него столкнулись два противоречивых чувства: готовность представить себя в новых, более сложных и ответственных обстоятельствах и сожаление, что приходится все же отрываться от ставшей родной дивизии. Но, когда через несколько минут он вышел из дома лесника, его мысли уже были заняты всеми войсками, которые на большом пространстве сосредоточились для совместных действий. Белесое зимнее небо над верхушками сосен было высоким и прозрачным, каким бывает только при ясной погоде.

1983 г.