Пленница проклятого демона - Ольга Силаева

Интересно, если я снова окажусь здесь без одежды, будет ли Тень каждый раз оставлять мне плащ? Может быть, даже закутывать меня в него?

Мне вдруг стало интересно. Если Тень создал плащ таким же, как наяву, значило ли это, что внутри лежит то же самое, что лежало бы и в реальном мире?

Быстро, не давая себе времени передумать, я запустила руку внутрь и быстро, едва касаясь ткани кончиками пальцев, обследовала подкладку плаща. Нет, конечно, я не надеялась ничего найти, но…

…Я нащупала карман, и мои пальцы сомкнулись на чём-то маленьком и твёрдом.

Я отвернула край плаща, осторожно всматриваясь в добычу. И обомлела: это был портрет. Миниатюра слоновой кости, с которой смотрела женщина редкой красоты. Сходство её с Тенью было несомненным: тот же взгляд, те же линии губ, носа и подбородка. И что-то ещё в этой женщине казалось мне смутно знакомым. Вот только призрачные крылья за спиной портили её облик.

Демоны не умеют летать, но крылья есть у всех. Может быть, они умели летать когда-то? Тогда, когда ещё были способны любить, страдать, жертвовать? Когда их домом было не тёмное измерение, а другое место, где вместо тьмы был свет?

Не знаю. Скорее всего, никогда не узнаю. Должно быть, даже сами демоны этого не помнят.

Демон. Мать Тени была демоном. Приносила ли она человеческие жертвы? Были ли у неё рабы? Или, возможно, она была одной из немногих демонов, в которых пробудилась человечность?

Вряд ли: таких исключений почти не было. Подземье не знало ни жалости, ни пощады: те демоны, кто по какому-то капризу судьбы вырос способным испытывать любовь и милосердие, слишком быстро умирали. Но — вдруг?

Я осторожно положила миниатюру на камень. С еле слышным звуком.

Миг спустя я услышала быстрое движение. Плащ слетел с меня, словно подхваченный ураганом, и меня вздёрнули на ноги. Резко развернули.

— Не знал, — произнёс негромкий язвительный голос Тени, — что охотники за демонами ещё и воры.

Он стоял передо мной, держа миниатюру в руке. Я с трудом отвела от неё взгляд и взглянула в его лицо.

— Я ничего не крала. Просто… хотела посмотреть.

— Правда? — его голос был тихим и зловещим. — Нагляделась?

Я сглотнула.

— Да. Но… почему ты носишь его с собой? Это же опасно. Полукровки не имеют права на имя родителей и на их вещи. Они могут взять имя рода от родителя-человека, но это всё. Ты… носишь этот портрет незаконно. Если кто угодно из демонов увидит, ты будешь наказан.

Холодная усмешка.

— Наказан? Я?

Я прикусила язык.

Тень перевёл взгляд на портрет, и на миг его лицо сделалось совсем другим. Беззащитным — и очень одиноким. И тут же захлопнулось, как глухая стена.

— Какой она была? — спросила я. — Твоя мать? Она любила тебя?

Тень не поднял взгляд от портрета.

— Она умерла.

— Мне… очень жаль.

Наверное, я даже не врала. Кем бы Тень ни был, потерять мать было грустно, страшно и невыносимо. И ужасно одиноко.

— Моя мать тоже мертва, — тихо добавила я.

— Дай угадаю, — прозвучал ровный голос. — Её, конечно же, убили демоны.

Всё сочувствие, которое я начала было испытывать к Тени, мгновенно испарилось.

— Я жила в рыбацкой деревушке, — холодно сказала я. — Когда мне было десять, я как-то ушла за малиной, не спросясь. Я вернулась, когда увидела дым. Бежала по берегу реки… но не успела. Дома уже догорали. Все… почти все. Наш дом стоял на отшибе и был одним из немногих, что уцелел.

— И?

— Я встретила перепачканного парня с огромным мечом. И Конте… не пустил меня дальше. Он сказал, что в деревне все мертвы, и демон тоже мёртв. Я… я пыталась оттолкнуть его, пинала, била в грудь, чтобы он дал мне пройти… и он сдался. Он спросил, в каком доме я жила и как выглядела моя мама. А когда рассказала, заставил сесть в лодку и не вылезать, пока он меня не позовёт. Я… я не знаю, почему я его послушалась.

— И он тебя позвал, — странным тоном сказал Тень. — Посмотреть на твою мёртвую мать.

— Я шла домой, а его ладонь закрывала мне глаза, — тихо сказала я. — А потом передо мной открылась дверь, и Конте убрал руку.

…Первым, что я увидела, был чисто-чисто вымытый пол. Он никогда не был таким чистым, никогда. И в эту секунду я поняла, что мамы больше не было. Потому что она никому, кроме меня, не позволила бы вымыть пол за неё.

— Мама лежала на столе, укрытая покрывалом по плечи, — проговорила я. — Очень спокойная и очень красивая. Конте не разрешил поднять покрывало, но заставил меня проверить, что моё сердце бьётся, а потом поднёс мою руку к её груди, и я… я убедилась, что её сердце не бьётся. И… и нет дыхания. Зеркало не запотело.

— А потом он забрал тебя с собой.

— А потом он забрал меня с собой, — машинально повторила я. — Мы прошли через деревню, и он снова закрыл мне глаза ладонью, чтобы я… не видела, что там было. Почему-то он настоял, чтобы я забрала с собой лукошко с ягодами. Мы продали его, и Конте купил мне мой первый нож. Хороший нож. Теперь я понимаю, что тот нож, наверное, стоил вдесятеро больше того лукошка, но Конте хотел, чтобы я чувствовала, что он был моим, а не чьей-то подачкой.

Я помолчала.

— С тех пор я не ем малину. Глупо, да?

Какой была мать Конте? Он никогда не рассказывал. Вряд ли его мать была такой же высокомерной красавицей, как женщина на портрете. Ведь Конте был совсем другим: с его вечной щетиной и когда-то сломанным носом, с давно не стриженными встрёпанными волосами…

И правильно. Только дурацкой аристократичности ему и не хватало. К тому же Конте вырос здесь, в человеческом мире, и очень не любил говорить о своей семье. И после всех встреченных мной демонов я его понимала.

Тень долго молчал. Я почти успела забыть о его присутствии, погрузившись в свои мысли. И когда он заговорил, я вздрогнула.

— Когда умерла моя мать, никто не посмел запретить мне смотреть, — произнёс он. — Но иногда… я жалею, что это видел.

Его голос вдруг сделался хриплым, словно у мальчишки. Сколько ему было лет, Тени? С виду около тридцати, но ведь демоны и полукровки живут куда дольше.

— Что ты видел? — тихо-тихо спросила я.

— Кровь. Спальню, залитую кровью. Лестницу, по которой невозможно было ходить, чтобы не поскользнуться. Отрезанную ступню на последней ступеньке. А внутри, за проломленной дверью…

Его губы искривились.

— Она сжимала в руке меч. До последней секунды.

Его глаза были совершенно сухими. Но где-то там внутри был мальчик, потерявший мать. Полукровка, едва сохранивший жизнь.

— И тогда, — произнесли его губы незнакомым голосом, — моё детство закончилось. С той ночи я ни разу не видел никого из моей семьи.