Вознесение - Джон Уинтерборн

И без того сильная метель усилилась, знаменуя, что им как можно скорее стоит найти укрытие, чтобы не замерзнуть с концами. Конечно, можно было бы представить себе огонь, или магические обогреватель, ведь они все же находятся во сне, но почему-то Фауст был уверен в том, что это не сработает. Даже если это будет очень сильный огонь.

Девятая подошла не к первому попавшемуся дому, а к какому-то конкретному. Это насторожило Фауста, но вместе с этим и вызвало облегчение, ведь она хоть и не напрямую, но дала понять, что понимает, где конкретно они находятся. А это, в свою очередь значило, что рычаг давление на мир сновидений находится все ближе и ближе.

— Интересно… — переглянувшись с Фаустом через плечо, тихо проговорила она. — Пойдем внутрь.

— Что это за место? — спросил Фауст, встав на пороге.

— Дом.

Дом. Непросто описать, с каким недоверием, и, в то же самое время, воодушевлением Девятая произнесла эта слово. Даже она сама до конца не понимала, как много это… слово значит для нее. И уж тем более этого не понимал Фауст, который просто стоял рядом.

Внутри оказалось достаточно холодно, что неудивительно, учитывая обстановку на улице. Окна внутри источали тусклый, белый свет, прорывающейся сквозь слой метели. За то время, как они зашли внутрь, на улицу в принципе стало невозможно выйти, потому что иначе ты рисковал мгновенно превратиться в подобие ледяной статуи.

Этот дом не особо пестрил экстерьером. По правде говоря, он и вовсе казался полупустым, заброшенным, что нагоняло еще большую тоску на Фауста, потому что он сразу вспоминал большой, богатый дом Андромеды, в котором, как ему казалось, было вообще все на свете, о чем только может болеть человеческая душа.

Тем не менее, в следующем комнате все же была печка, и даже был стол. Стол, за которым сидели двое — женщина и мужчина, верьте или нет. Но стульев было не два, а три. И третий, кажется, предназначался для самой Девятой.

— Алиса… — сказал мужчина, увидев Девятую. — Ты вернулась.

Когда мужчина произнес это имя, Девятая вздрогнула, давая понять, что это имя было ее настоящим, а люди, сидящие за столом, как минимум знали ее, и скорее всего являлись ее потенциальным родственниками. Фауст был почти уверен в том, что это ее родители.

— Дочь, — сказала вторая. — Мы так волновались, что ты уже не вернешься.

Догадки Фауста достаточно быстро стали реальностью.

— И вот я здесь, несмотря ни на что… — Девятая спокойно села за стол, подыгрывая им.

Кажется, в присутствии Фауста здесь не было необходимости, потому что родители Девятой совсем не обращали на него внимания — он будто был призраком, которого видит лишь она сама. Но он краем глаза заметил, как ее родители все же поглядывали на него, а значит, Астрал просто решил, что слова для него излишни, ведь этот сон не принадлежит Фаусту, в данный момент он выступает лишь в роли наблюдателя, зрителя со сцены. Этот сон принадлежит Девятой, и именно она должна справиться с ним.

— Ты так изменилась… — сказал ее отец, улыбнувшись. — Твои волосы, глаза… тебя совсем не узнать, Алиса.

— Да, жизнь меня потрепала… — засмеялась она. — А вот вы ничуть не изменились.

— А должны были? — так же усмехнувшись, спросила женщина.

— Нет, ха-ха-ха… — нервно постукивая по столу, ответила Девятая. — Не думаю, что трупы имеют свойство меняться во внешности… помимо гниения, конечно.

Повисло неловкое молчание. Слова Девятой будто сломали систему, выбили их из сценария, по которому они должны были идти изначально. Девятая переглянулась с Фаустом, пытаясь найти поддержку, или же подсказку, но он лишь покачал головой в ответ, намекая, что он и сам не знает, к чему может привести такая манера разговора.

Ее родители… не имели конкретной внешности. Они были похожи на кукол, которым забыли доделать лицо — серые, подобно их дому, без черт лица. Живое воплощение воспоминаний Девятой, которой так сильно недоставало визуально информации.

Осознание того, что она не помнит своих родителей, ранило ее.

— Прошло так много лет, и я не могу вспомнить даже ваше лицо, — тихо вздохнув, Девятая опустила голову. — Вы мои родные, и все же… вы лишь серое полотно.

— Не о чем сожалеть, Алиса, — сказал ее отец. — Ушедшее время не вернуть.

— Когда вас не стало, я познакомилась с человеком, который мог вернуть ушедшее время, вопреки твоим словам… — не согласилась она, еще раз постукав пальцами по столу. — После всего, он спас меня из этого кошмара.

Девятой не было приятно видеть своих родителей такими. Ей было неприятно осознавать, что спустя столько лет, она даже не может вспомнить лица столь некогда дорогих ей людей, подарившей ей хоть и не самую счастливую жизнь на окраине севера, но, по крайней мере, родительскую заботу. Она чувствовала, будто в ней не осталось ничего человеческого, и это чувство… совсем не то, что ей хотелось сейчас испытывать.

Отринуть человечность было естественным для нее, ведь она воин, такой воин, с которым не сравнятся и целые армии — будучи бессмертной, Девятая сотворила множество вещей, которые безвозвратно изменили старый мир. Она всегда стремилась стать самой лучшей, идеальной подчиненной, и, пожалуй, она стала таковой, но теперь у нее не получается вспомнить что-то хорошее. Это чувство бесконечно ранило ее.

— Я прошла такой долгий путь, столько раз размышляя, что я могла бы вам сказать, если бы у нас было немного больше времени… и вот я здесь, перед вами, но слов у меня так и не нашлось.

Дом, в котором они сидели, внезапно вспыхнул, но никто из них даже не дернулся. В этот самый момент Девятая поняла, что пришло время прощаться — настал тот момент, когда это странное мгновение должно было закончиться.

— Тогда мы с твоим отцом будем ждать, когда подходящие слова появятся… — ее мать подняла голову, взглянув на распахнувшуюся входную дверь. — В нашем распоряжении целая вечность, Алиса… собственно, как и в твоем.

В дом ворвались двое солдат старого востока. Все было так же, как и тогда, в настоящем… Девятая хорошо запомнила этот день, — даже лучше, чем лица своих родителей. И как только они ворвались в комнату, Девятая продемонстрировала Фаусту не только свои умения, но и непомерную жестокость. Ненависть, таившуюся в ее сердце.

Она схватила одного из солдат за горло, подняв того над землей, и сразу после раздался громкий хруст, знаменовавший не что иное, как скоротечную кончину. Второй тут же набросился на Девятую, но она, в его