Рутина - Евгений Алехин

– Я же взрослый, – возразил я.

Он сказал, что идея не очень хорошая. Лучше потерпеть, пока Сигита вылечит чесотку, поставит на ноги щенка, сама оклемается от своих панических атак. Тогда я уже расстанусь с ней и начну спать со своей новой бабой. В такой же суматохе он не готов освободить комнату для моих потрахушек.

Я постучал в дверь к Доктору Актеру.

– Док, пожалуйста. Мне нужен твой логин и пароль. Завтра я закину денег на интернет, а сегодня дай попользовать.

Доктор Актер вообще был не жаден, но на этот раз удивил.

– Не могу, – серьезно и даже испуганно сказал он.

– Как это?

– Не могу, – повторил Доктор Актер.

– Да что значит не можешь? – заорал я, как будто это был вопрос жизни и смерти. – Продиктуй или напиши на бумажке. Я подключусь со своего компа, но не буду смотреть порнуху, просто переписка у меня! Все нормально будет с твоим трафиком.

– Не могу, – твердо сказал Доктор Актер. – Это мой пин, это мой логин. Все равно что ты будешь спать с моей девушкой.

Я вернулся в свою комнату и несколько раз пнул шкаф. Михаил Енотов лежал на своей кровати с книгой Дмитрия Орехова «Два будды».

– Ого, как припекло, – сказал Михаил Енотов. – Но Док, конечно, тоже странно себя ведет.

Мой мобильник звонил. Это была Женя. Я вышел в коридор и сказал ей неожиданно истерично:

– Я не такой! Мне надо определиться, я не могу сидеть на двух стульях сразу! – и бросил трубку.

Тут же позвонила Сигита.

– Ты почему не звонишь? Поговори со мной. Ты не скучаешь? – спросила она.

Стараясь успокоиться, я поговорил с ней. Просто без подготовки решил ей все выложить, чтобы не зайти дальше.

– Слушай. Я немного влюбился. Но я хочу остаться с тобой.

Сигита не плакала, не ругалась, но была расстроена. Договорились, что будем держаться нашего союза. Когда я закончил разговор, сразу получил эсэмэс от Жени:

«Тогда сиди на своем старом проверенном стуле:(».

Мне нужно было успокоиться. Я решил принять ванну. Всегда брезговал это делать в общаге, но сейчас было все равно. Сполоснул рыжую от ржавчины ванну, набрал воды. Было хорошо. Я слышал, что Доктор Актер вышел в коридор и говорит Михаилу Енотову:

– Стасик, угомони своего бешеного друга. Почему он так себя ведет? Я ему не младший брат!

Он ответил Доктору Актеру что-то насчет того, что зажать интернет для соседа как минимум нелепо.

Я занырнул с головой, чтобы спрятаться от смущения, чуть подавился водой. Выждал, когда их диалог закончится, и вынырнул, отплевываясь.

Джинсы валялись на полу, телефон лежал в кармане. Я уже немного расслабился, когда пришло еще одно сообщение. Вытер руку и прочитал:

«Я у общаги. Внизу. Жду тебя».

Через пять минут мы целовались на крыльце и пили коньяк, который Женя привезла с собой. Меня быстро шибануло. Как во сне, мы валялись на диване в фойе шестого этажа, потом я пытался ее раздеть на кухне своего десятого на деревянной лавочке. Еще она сидела на плите, скрестив ноги за моей спиной, я терся ширинкой ей между ног через колготки. Мы гуляли по акведуку и уговаривали пьяного бомжа встать с замерзшего тротуара. Женя уехала под утро, оставив меня со стояком и пытающимся понять, что же это было.

Моя намечающаяся интрижка сработала быстро и терапевтически: у Сигиты прошла и чесотка, и панические атаки. Через пару дней она изъявила желание вернуться в общагу.

Только вот щенок умер. Вроде бы начал выздоравливать, даже играть с Оскаром, а потом опять слег и уже не вставал. Вызывали ветеринара, но и тот не смог помочь.

Начались морозы, и я тащил труп щенка в пакете. Сперва было нормально, но когда тело заледенело в жутко неудобной позе, а пакет порвался, стало казаться, что это полуметровое тельце весит тонну. Сигита шла рядом, я останавливался каждые двадцать метров: поворчать, перехватить, отдышаться. Мы немного проехали на троллейбусе, потом тащили его от остановки. План был такой: попросить у наших вахтерш лопату и закопать его в парке за улицей Касаткина.

В этот вечер было слишком холодно, где-то минус двадцать. Я прикинул, что мне не раскопать землю в такую погоду. Спрятал труп щенка за мусоркой. На следующий день было немного теплее. Я предложил Джиму помочь мне. Неожиданно он отказался.

– Как это? – спросил я наивно. – Ты же христианин.

– Ну и что? – ответил Джим. – Выбрось труп в мусорку. Это же не человек. У него души нет.

– С ума спятил? Как это нет души? Это же не кусок пластмассы, а зверь. В мусорке он оттает и будет вонять. К тому же этот пес был дорог моей девчонке. Надо его похоронить нормально.

– У меня были щенки, и они умирали. Я с ними не церемонился, – так сказал Джим.

Перед Михаилом Енотовым я чувствовал себя виноватым, не стал просить его о помощи. Но со мной пошла сама Сигита. В парке было тихо, прохладно, хорошо. Я управился быстро, выкопал маленькую, но глубокую могилку, уложил туда труп щенка. Мы проводили его минутой молчания, после чего я закопал яму. После похорон мы поехали в гости к Сигитиной подруге. Подруга напилась и поругалась со своим парнем. Мы с Сигитой заперлись в ванной, чтобы не слышать ссоры, целовались, ласкали друг друга. Как в первый раз. Подруга долбилась в дверь, кричала, что ненавидит своего парня. Мы решили не открывать. Подруга грозилась выкинуться в окно. Ее парень молчал и молчал, но потом тоже начал орать:

– Да делай уже что хочешь, только не вопи!

Людям нужны драмы, оба они тоже были сценаристами. Мы с Сигитой улеглись на голый кафель. Я пообещал больше не переписываться и не встречаться с Женей.

Рассказы Зоберна перевели на голландский и издали книгой. Переводчица с кафедры славистики наткнулась на его прозу в журнале «Новый мир», и завертелось. Я и обрадовался за него, и завидовал. И удивлялся, что это сработало: эти рассказы, технично написанные, были лишены личности и походили на хорошо выполненные старательным, но не очень изобретательным роботом упражнения.

– Ты глуп еще, – говорил мне Зоберн. – Тебе надо учить историю и философию. Тебе надо писать на разные темы. Все есть упражнение.

– Мне нравится писать то, что лечит меня. Тогда оно и на другого подействует.

– Кого ты лечишь? Вырастай уже.

Книга называлась «Тихий Иерихон»: в одноименном рассказе горнист проснулся на развалах СССР, и его избили гопники, в другом – Ленин утонул в молодости, переходя залив по льду. На русском еще не было книги. Гонорара Зоберн не получил, зато скатался на несколько дней в Амстердам, пожил в двухэтажном доме издателя, погулял, провел презентацию, вдохновился писать дальше.