Папа, я проснулась! (сборник) - Марианна Гончарова

— Ы? — Тупо, по-бычьи, наклонил голову в ее сторону Зигмунд.

— Что читаем?

— Гоголь…

— Ну-ну… Пожалуйста… Ну? Не волнуйтесь, э-э… — Дама заглянула в бумаги: — Не волнуйтесь, Зигмунд Павлович. Замечательно! Гоголь! Так… Ну-ну?

— Отрывок! — с надрывом вскричал Зигмунд.

— Так-так… — успокаивала его дама с камеей. — Отрывок… Ну?

— «Вий»… Отрывок… «Вий», — еще немного, и Зигмунд должен был разрыдаться.

— Читайте же, Зигмунд Павлович! Ну читайте! — теряла терпение дама.

Она, собственно, привыкла к таким вот странным, талантливым полусумасшедшим людям, но уговаривать этих альтернативно одаренных артистов становилось уже утомительно.

— Читайте же, Биневич, читайте! — повысила тон дама.

Зигмунд помялся, кашлянул и завыл, не отрывая взгляда от спящего:

— П-поднимите… Поднимите мне ве-е-е-ки!!! Поднимите!!!

Спящий вздрогнул, испуганно всхрапнул, поднял тяжелые веки и, не мигая, уставился на Зигмунда бессмысленными сонными глазами.

— Ой, мама… — выдохнул Зигмунд и остановился… — Щас… — прошептал он. — Я щас… Там… Мне… надо… Туда…. — Зигмунд, пятясь и кланяясь, кланяясь и пятясь, спиной дошел до двери, тыкая пальцем на выход, не глядя нащупал ручку двери и быстро исчез.

Не успели экзаменаторы переглянуться и пожать плечами, как дверь распахнулась, и большая твердая рука Леньки Чупака вбросила Биневича обратно в зал. Перебирая и шаркая ногами, как на льду, балансируя руками, чтобы не упасть, Зигмунд вбежал и, отчаянно тормозя, резко остановился перед столом комиссии. Следом просунулась Ленькина рожа, хмуро повела носом, удовлетворенно кивнула, мигнула глазом и исчезла. Дверь плотно и тихо закрылась.

Опять ничему не удивляясь, красивая дама, сложив руки под грудью, призывая к вниманию своих коллег, кивнув вправо и влево, предложила:

— Продолжим!

Ну и потом все пошло как по маслу. Оказывается, иногда, для того чтобы у человека все сложилось хорошо, надо просто крепко дать ему по шее.

Словом, в этот раз Зигмунд поступил в театральное училище. И учился там с огромным удовольствием. На время сессий бывший школьный, а впоследствии городской молодежный театр скидывался и отряжал в Москву Чупака, чтоб тот подстраховал Зигмунда на экзаменах. В училище Зигмунда любили. Ко всем своим талантам и чудачествам, он был — копия молодой Вахтангов на большом портрете в репетиционном зале училища. Старые преподаватели даже вздрагивали…

А потом дипломированного режиссера Зигмунда Биневича пригласили работать в наш областной музыкально-драматический театр имени Ольги Кобылянской, но что-то у него там с самого начала не сложилось. Во-первых, не сложилось с теми режиссерами, которые там уже давно мастерили свои эпохалки… Зигмунд не умел договариваться, им льстить, да он и не мог — боялся. Как всегда, боялся. Потом что-то с ведущими актерами не сложилось… Потому что Зигмунд, по обыкновению, пошел по любительским театрам, по ЖЭКам, по дворам и подъездам искать молодых людей со светлыми выразительными лицами, живой пластикой и нестандартными реакциями и имел наглость тут же назначать их на главные роли… Говорят, что и репетиции вел не на том языке, на котором надо было, и репертуар подбирал, скажем так, сомнительный с точки зрения дирекции театра. А после того как ему сделали странное замечание, которое нет смысла тут цитировать, потому что оно бессмысленное (это когда он из приемной дирекции театра говорил по телефону со своей старенькой мамой на идиш — мама по-другому плохо понимала, особенно по телефону, а директор театра… Да ну его, директора нашего театра!), после этого случая Зигмунд уволился. Этим все и закончилось. Он уехал с семьей в Израиль — открыл кондитерскую, печет пирожки, печенье, пирожные… Процветает. Театр на дух не переносит.

И ничего не боится. Не боится ничего!

Ирка поубивала все будильники. Для убийства последнего встала по его же звонку, доковыляла до окна, открыла форточку и швыранула будильник в куст. В кусте кто-то взвизгнул, зашуршал, потом радостно ойкнул и воскликнул: «Ой! Господи!!! Ой! Часики! Вот спасибо тебе, Господи!»

— Та пжалста, — в ответ пробормотала Ирка, закрыла окно и ушла спать. Но вставать все равно надо было в семь утра. Надо было все равно. Потому что надо было. А как? Оставшись без будильников, Ирка заказала своему папе ежедневную телефонную побудку. Папа вынужден был звонить каждое утро из другого города.

— Да-да, я уже проснулась, — бодрым свежим утренним голосом рапортовала Ирка, — спасибо, папа.

Папа верил.

Через три часа Ирка звонила отцу и орала:

— Па-а-апа!!! Почему ты меня не разбудил?! Я же просила! Я же опять опоздала! Опять!

— И-и-ира! Но ты же мне ответила, ты же сказала: «Да-да! Я проснулась!»

— Это была не я!

— А к-к-кто?! — от удивления и страха заикался папа…

В доме, кроме Ирки, жил только хомяк. Хомяк не мог говорить Иркиным голосом: «Да-да, я проснулась». Хомяк не мог говорить: «Я проснулась», поскольку спал еще крепче, чем Ирка. Хомяк не мог говорить «проснула́сь». Хомяк был мальчик! Хомяк не мог говорить даже теоретически!! Хомяк был… животное!!!

— Это говорила я. Но я спала. А во сне я себя не контролирую и поэтому вру. Я не просыпалась. Я говорила: «Да-да, я проснулась», — но не проснулась. Проверяй меня, когда звонишь.

— Как проверять?

— Задавай разные вопросы.

Отец стал задавать разные вопросы:

— Ира! Это кто, угадай? Это кто тебе звонит рано утром, вместо того чтобы спокойно спать, потому что я имею уже право на пенсии поспать подольше, Ира? Кто? Это… Ну? Э-э-это…

— Это па-апа… Я проснулась, папа.

— А почему я тебе звоню, Ирочка, из другой страны по доллару за минуту?

— Чтобы меня разбудить. Я уже проснулась, папа.

— Ира, какой сегодня день, Ира?

— Понедельник. Я проснулась, папа.

— Какое число, Ира?

— Пятое. Проснулась я, папа! Спасибо, папа!

— Месяц, Ира!

— Сентябрь!!! Я проснулась уже, проснулась, папа, уже!

— Ты проснулась? Да? — констатировал папа.

— Да-да, я проснулась.

Через два часа:

— Ты меня не разбудил!!! Ты меня не разбудил, меня уволят с работы. Я опять проспала.

— Но ты же отвечала, Ира! Ты же правильно ответила на все вопросы!

— Да! Потому что я в тебя! Я умная даже во сне. И сообразительная. А главное, очень изобретательная!!!

Папа перешел на точные науки.

— Ира, это папа, Ира.

— Да-да, я проснулась!