Пылкий любовник - Сандра Мэй

Воздух наполнился свежим и резким запахом озона. Электричество было везде – Морин чувствовала, как встают дыбом волоски на руках, как начинают шевелиться и потрескивать волосы на голове. Вот здорово, ошеломленно подумала она. Со стороны, наверное, видно, как мы светимся.

– Я видела ураган во Флориде. Но там было очень много воды.

– Воды и здесь будет полно, но попозже. Черт, только бы Мю сообразила запереть кораль!

– Что? Это загон для лошадей? Вы... Ты доверяешь маленькой девочке управляться с целым стадом испуганных животных?

– Они не так уж и пугаются. Они же здесь родились. А что до Мю... Давай, давай, жми еще!.. Так вот, она ездит верхом лучше меня. И лошади ее знают. Кроме того, с ней Волк и Сиу.

– Сиу – индейцы?

– Вообще-то да, но в нашем случае это одна сука.

– Мистер Смит!

– Сука – это самка собаки. Сиу. Она не совсем собака, немножечко шакал, но от Мю не отходит. А Волк приглядит за стадом... Ну давай же, сука, мать твою!..

– Это ты про самку собаки?

– Нет, это я про мотор. Извини. Кажется, пошло. Держись, мисс Морин. Сейчас главное – добраться до распадка.

Он вскочил за руль, бронзовый и могучий, как бог, весь в ореоле фиолетовых вспышек. Джип натужно взвыл – и двинулся вперед. Морин машинально отодвинулась от пустоты на месте двери, вцепилась в сиденье. Волосы падали ей на лицо, но она не могла оторвать руку, чтобы поправить их.

По ее мнению, они просто ломились по полю наугад, однако, судя по тому, что они все еще двигались, Билл ухитрялся держаться колеи. Грохотало уже отчетливо и со всех сторон, а свет стал нестерпимо ярким. Потом с ужасающим треском разорвалось небо прямо над головами Морин и Билла, вспышка совпала с громовым раскатом – и в ту же секунду хлынул ливень.

Это не была стена дождя, как в тропиках или джунглях. Это не был шквал, когда на вас выливается разом весь запас воды, а после все стихает. Это была самая настоящая, первобытная, могучая и непобедимая стихия, сложенная из огня и воды, ветра и грохота. Вскоре Морин стало казаться, что они вовсе не двигаются с места, только мотор надсадно ревет да трясется корпус машины. Струи дождя хлестали по плечам и голове, били одновременно в лицо и спину.

Во время вспышек молний Морин видела сквозь пелену воды, как Билл напрягает все мышцы, чтобы вести машину по одному ему видимому пути. Рубаха словно растворилась в воде, облепив торс мужчины, и при желании по Биллу можно было бы изучать анатомию. Шляпа улетела в ночь, и теперь его короткие волосы завились мелкими кольцами. Билл оскалил зубы и беззвучно ругал грозу, а может, и в голос, только слышно ничего не было.

Прошло еще несколько мгновений... или лет, а потом он вдруг повернулся к Морин и заорал:

– ДЕРЖИСЬ!!!

Она сделала то, что и могла только сделать в этом аду. Уцепилась за самую надежную опору. За плечо Билла Смита.

Машина на мгновение зависла над пропастью – и рухнула в пустоту. Морин почувствовала лишь первые мгновения этого полета, а потом могучая рука прижала ее к чему-то мокрому и горячему, она зажмурилась и потеряла сознание.

Разумеется, было бы замечательно – очнуться теплым солнечным утром на мягкой зеленой траве и узнать, что ночная гроза была всего лишь кошмаром. Еще лучше было бы пробуждение в уютном викторианском домике, на мягкой и СУХОЙ постели. В любом случае, Морин Килкенни предпочла бы проваляться в беспамятстве подольше.

На самом деле она очнулась минут через десять после падения и всего лишь на пару минут позже самого Билла Смита. Он успел только подползти к ней и взять ее за руку, как она открыла глаза.

Гроза стремительно удалялась к югу, чтобы испариться через несколько часов над мексиканскими кактусами. В прерии шел дождь, к тому же почему-то посветлело. Очевидно, совсем близко за тучами находилась полная луна.

Морин перекатилась со спины на живот и медленно встала на четвереньки. Билл с неимоверным облегчением заключил из этого, что она ничего не сломала и не поранила. Они лежали в небольшой впадине посреди поля, за которым начинался тот самый распадок, куда Билл и намеревался добраться. По распадку до ранчо можно было сократить почти половину пути.

Дождь превратил сухую днем землю в жидкую кашу из глины. Свинья Принцесса будет утром блаженствовать – обваляется по самые уши и плюхнется сохнуть на солнце. Билл подставил руку дождю, дождался, пока вода смоет глину, и протер глаза.

Из одежды на учительнице достоверно угадывалась только юбка. Футболка, промокшая насквозь и пропитанная глиной, стала невидимой. Билл тупо смотрел на грудь девушки и боялся произнести хоть слово. Честно говоря, глядеть на такую картинку он был согласен и лежа по уши в грязи.

Морин охнула, проползла чуть вперед, споткнулась и рухнула прямо на грудь к своему работодателю. Билл машинально приобнял ее одной рукой и откинул голову назад, стараясь не слишком вдумываться в происходящее. Это оказалось делом трудным, если не невыполнимым. В отличие от мозгов, тело реагировало отлично – и вполне по законам логики. Билл заерзал, стараясь не слишком прислоняться к Морин... некоторыми частями тела.

Как назло, эта чумазая учительница застонала и задвигала руками. Правая рука описала большой круг – и замерла аккурат пониже пряжки ремня на джинсах Билла. Билл замер, мир вокруг – тоже. Через секунду Морин резвой белкой отпрыгнула от лежащего в грязи работодателя. Билл поспешно прикрыл глаза и застонал. Надо притвориться, что ничего не соображаешь. Где-то он читал, что даже у тех, кто в коме, бывает эрекция, но ведь с них спросу никакого?

Морин тщетно пыталась унять дрожь в руках, ногах и всем теле. В животе было горячо и как-то... томительно. Очень мешала мокрая юбка, натиравшая попку, и футболка, от прикосновения которой нестерпимо болели соски. Морин едва удержалась от желания собрать с себя мерзкие тряпки и... И что?!

Она не понимала, что с ней происходит, хотя отлично осознавала, чего ей хочется. Ей до зарезу нужно заняться любовью с Биллом Смитом прямо здесь, на мокрой глине, под проливным дождем.

Она только что ощущала, как сильно он возбужден, поэтому знала, что и Биллу хочется того же. Все этические и нравственные законы, которые вдолбили ей в голову за двадцать пять лет жизни в семье католиков, в католической школе Дублина, летели в тартарары. Значение имело только одно – они с Биллом Смитом здесь и сейчас, они желают друг друга, они едва сдерживаются, чтобы не наброситься друг на друга, и раздражает только одно: почему он лежит, как мертвый?!

Мертвый. Нет, не мертвый, разумеется, она слышала биение его сердца, когда прижималась щекой к его груди, но тогда почему...

В следующий миг она с криком кинулась к нему, раздирая коленки о невидимые в жидкой грязи острые камушки, схватила его руки, начала звать его, плача и трясясь от ужаса, переполняющего ее желания, растерянности, неимоверного напряжения всех сил.