Мальтийский крест. Том 2. Черная метка - Василий Звягинцев

Людмила собрала ворох газет и журналов, ещё раз стрельнула глазами из-под естественных, но поэффектнее, чем на рекламных роликах, ресниц. Направилась в отведённую ей комнату, несколько вызывающе покачивая бёдрами. Вадим-первый смотрел ей вслед с живым интересом. Второй — отвернулся.

Сами они расположились в кабинете, задымили сигарами, что сейчас в Москве считалось крайне модным в тех кругах, где Фёсту приходилось вращаться.

— Итак, братец, наговорились мы с тобой сегодня сверх всякой меры, — сказал Секонд. — Высокие проблемы мироздания и эсхатологии обсудили, а по сути ты мне так ничего и не сказал. И видишь, в чём беда — настолько мы с тобой за последний год…

— Полтора, — уточнил Фёст.

— Неважно. Настолько мы психологически изменились после перевала, что как я ни стараюсь вычислить твой замысел — не получается. Ясно, что каждое твоё сегодняшнее слово и действие должны были подвести к разгадке, а вот никак! Так что открывай карты, сдаюсь.

Собеседник довольно кивнул. И словам аналога, и собственным мыслям. Он этого и хотел. Окончательно обозначить позиции, пусть в этом и не было особой нужды. На его территории Секонд в любом случае оставался вторым, однако придётся играть и на его поле. Так чтобы и там всё было ясно.

— Видишь ли, братец, мы с тобой пришли к единому мнению. В данной ситуации на нашем уровне сделать ничего нельзя, да и на любом другом тоже. Аксиома. В стране с подобием демократии, но отсутствием почти равной по силам оппозиции справа и слева, а также «гражданского общества», никакие кардинальные перемены невозможны. Волович называет такую ситуацию застоем, даже гниением, кое-кто — я в том числе — стабильностью, дающей шанс на пусть медленное, но поступательное движение. Слишком медленное, на мой взгляд, моей жизни может и не хватить, чтобы насладиться плодами цивилизации.

К нашему глубокому сожалению, гвардии или тайной полиции, кастово-замкнутых структур, но имеющих собственный политический интерес и волю к его достижению, как у вас, в моей России тоже нет. Тупик?

— Похоже. Чего проще — плюнь и переселяйся, как Лариса, к нам в Кисловодск. Все твои проблемы разом исчезнут, — не то в шутку, не то всерьёз предложил Секонд. — И предоставь этих людей их судьбе. Всё же — Главная историческая, как-нибудь разберутся.

— Нет, — тихо и очень серьёзно ответил Фёст. — Это — мои соотечественники, моя страна. Как говорил персонаж одного некогда популярного романа: «Сердце моё полно жалости. Я не могу этого сделать». И вторая цитата из книги тех же авторов: «Кому я нужен — беглец в коммунизм?» И, наконец, третья: «Нельзя изменить законы истории, но можно исправить некоторые человеческие ошибки. Эти ошибки даже до?лжно исправлять. Феодализм и без того достаточно грязен». «Феодализм» безболезненно можно заменить на любую другую историческую формацию.

В глазах его и в голосе читались неподдельная грусть и что-то ещё, Секонду не совсем понятное. И вправду, они стали слишком разными.

И почти сразу аналог стряхнул с себя минор, открыл спрятанный внутри большого старинного глобуса бар, извлёк чёрную пузатую бутылку.

— Настоящий ямайский ром. Где попадя его не купишь. Из двадцатых годов сюда доставлен. Давай причастимся, и ты наконец сам увидишь, какие у меня планы.

В дальней комнате за кухней, в давнопрошедшие времена, скорее всего, обитала прислуга, а затем Лихарев оборудовал там весьма богатую лабораторию и мастерскую. Левашов в её оснащение внёс и свой вклад. Обширное, двадцатиметровое помещение заполняла масса приборов современных, а также семидесятилетней давности. На отдельном столе размещались монитор и пульт управления до предела упрощённого варианта базовой СПВ. Ещё примитивнее того, с которого всё начиналось. Но для целей Фёста этого было достаточно.

Он потрудился над своей внешностью, чтобы изменить её до полной неузнаваемости. Знал, что завтра его портрет будет размножен в миллионах копий и каждый участковый, каждый опер любой из имеющихся в стране официальных спецслужб, а также (весьма вероятно) органов внутренней безопасности солидных преступных группировок получит свой экземпляр.

Игра начиналась отчаянная, веселящая кровь. Давайте, господа — друзья — товарищи, посмотрим, чего стоите вы и чего — я!

Секонд наблюдал за его действиями со сдержанным интересом. Пусть братец отвяжется по полной, как здесь принято говорить. План у него и вправду был отчаянный, но главное — остроумный. Если что пойдёт не так, подстраховку ему обеспечим, но не раньше, чем вынудят обстоятельства. Иначе — просто не спортивно.

Фёст посмотрел на часы, погладил бороду в стиле Александра Третьего, коснулся пересекавшего лоб и правую бровь сабельного шрама. На вид в гриме ему было лет сорок пять, и для своей реальности он выглядел чересчур экзотично. Такого персонажа в светской компании вряд ли встретишь. На задворках Казанского вокзала — вероятнее, но одежда и манеры окажутся попроще.

— Наверное, господин президент уже вернулся домой. Даже ему когда-нибудь нужно отдыхать, — сказал Вадим сочувственно, набирая на пульте известную ему комбинацию.

Экран засветился, на нём несколько секунд помелькали стремительно сменяющиеся, размазанные картинки, наконец одна зафиксировалась.

Довольно просторная комната с массивным кожаным диваном, двумя креслами, журнальным столиком. На полу скромного вида ковер, на стенах несколько акварелей в тонких рамках. В одном из кресел — президент России собственной персоной. Одет попросту, в зеленоватую вельветовую пижаму. В руках чайная чашка. Смотрит прямо в экран.

Понятно — не в этот. В телевизионный, где как раз идут полуночные новости.

— Значит, начинаем, — сказал Секонду Фёст и отчего-то вздохнул. Почему — «отчего-то»? Ясно и понятно. Теперь и здесь с первым его словом жизнь наверняка покатится по другой колее. Куда — бог весть. Но хуже не станет, в этом он был уверен.

Он повернул рубчатый верньер на четверть оборота. На этой модели не было никаких мышек, джойстиков и прочих современных наворотов. Всё просто и грубо, как на армейской радиостанции «Северок» времён Отечественной войны.

— Здравствуйте, господин президент, — сказал он негромко и вежливо.

Глаза президента расширились. Ещё бы — вместо дикторши новостной программы перед ним возник тот ещё тип, персонаж боевика по мотивам романов Сабатини.

Первая мысль, конечно, — сбой канала. Крайне маловероятно, разумеется, да ещё и фраза, как бы лично к нему обращённая. Но что же другое?

Выдержка у президента была на уровне. Он медленно отставил чашку и слегка наклонил голову, ожидая продолжения.

— Да, да, я именно с вами говорю. И можете мне свободно отвечать, связь у нас двусторонняя…

— Как это возможно? Здесь нет модема для подключения к Интернету, — спросил глава государства, внешне держа себя в руках. А то ведь чёрт его знает, что за провокация…

— Естественно. И подходящего компьютера тоже, и оптоволоконного кабеля. Да вы, для простоты, можете свой телевизор выключить. И питание во всём доме отключить — роли не играет. Разве — доверия к моим словам прибавится.