Замешательство - Ричард Пауэрс
Шрифт:
Интервал:
Когда Элджернон умер, он заставил меня остановить запись.
– Это правда?
Он не мог смириться с таким поворотом.
– Мышонок умер?..
На его лице отразилось желание вообще отказаться от этой истории. Но «Элджернон» уже покончил с большей частью невинности, которой Робин все еще обладал. Сбитый с толку разум выбирал из двух вариантов: перейти из света в темноту или из темноты на свет.[7]
– Понимаешь, что это значит? Что будет дальше?
Но Робин не мог предвидеть последствий для Чарли. Они его и не тревожили. Я опять включил воспроизведение. Минуту спустя он заставил меня снова сделать паузу.
– Но мышонок, папа. Мы-мы-мышонок! – Он демонстративно заныл, как малыш, но это было не совсем притворство.
Мы остановились на ночь в мотеле недалеко от Шампейн-Урбаны, штат Иллинойс. Робин не собирался спать, пока история не закончится. Он лежал на своей кровати, переживая окончательную деградацию Чарли Гордона со стоицизмом Сфинкса. Когда все завершилось, он кивнул и жестом велел выключить свет. Я спросил, что он думает, но Робби просто пожал плечами. Только в темноте у него вырвался вопрос.
– Мама когда-нибудь читала эту историю?
Я растерялся.
– Не знаю. Наверное, да. Скорее всего. Это своего рода классика. Почему ты спросил?
– Сам-то как думаешь? – сказал Робин резче, чем, возможно, намеревался. Когда он заговорил снова, в его голосе звучало раскаяние. Мой мальчик то ли вышел на свет, то ли покинул его. Я не понимал, что происходит. – Ну ты же понимаешь. Мышонок, папа. Мышонок…
Мы добрались до Мадисона чуть позже полудня в тот день, когда я обещал вернуть Робина в школу. Я получил автоматическое сообщение о том, что он отсутствовал без объяснения причин, с просьбой уведомить, знал ли я об этом («Пожалуйста, ответьте ДА или НЕТ»). Надо было привезти его прямо в класс. Но до конца занятий оставалась всего пара часов, и я чувствовал то же, что чувствовал всегда, когда приходилось передавать сына людям, которые его не понимали. Я хотел, чтобы он еще немного побыл со мной.
Я взял его с собой в кампус. Мне было страшно возвращаться туда после долгого отсутствия. Мне выдали письма, и я связался с ассистенткой-аспиранткой Цзиньцзин, которая вела занятия в мое отсутствие. Цзиньцзин суетилась вокруг Робина, как будто он был ее родным младшим братом из Шэньчжэня. Она повела его посмотреть витрину с метеоритами и фотографиями с «Кассини». Я же добровольно отправился в пасть к Карлу Страйкеру, моему коллеге и соавтору по статье о выявлении биосигнатур в атмосфере экзопланет, обнаруженных с помощью телескопа. Я задерживал сдачу своей части текста.
– Массачусетский технологический собирается нас обскакать, – сообщил Страйкер.
А как иначе. Массачусетский технологический институт, Принстон или Европейская ассоциация астробиологии вечно оставляли нас в дураках. Просто заниматься наукой недостаточно. Куда ни кинь взгляд, повсюду соревнования: за профессиональный рост, за долю в убывающем грантовом пуле и за лотерейный билет в Стокгольм. По правде говоря, мы со Страйкером и не рассчитывали сорвать джекпот на Шведском Тотализаторе. Но продолжение финансирования – приятная штука. И я поставил его под угрозу, не сумев уточнить модель данных для статьи.
– Опять все из-за мальчика? – спросил Страйкер.
Я чуть не огрызнулся: «У него есть имя, придурок». Потом сказал, что да, все из-за мальчика, и беззвучно взмолился о небольшой поблажке. Страйкер мало что мог сделать. Пятнадцать лет назад экзопланетная золотая жила сделала грантовые агентства такими же щедрыми к астробиологам, как дворы эпохи Возрождения – к любому искателю приключений с каравеллой. Но теперь земля тряслась под ногами, и приближались финансовые бури.
– Правки нужны к понедельнику, Тео. Я серьезно.
Я пообещал, что справлюсь к понедельнику. Покинул кабинет Страйкера, размышляя о том, как сложилась бы моя карьера в этой молодой научной области, если бы я никогда не женился. Возможно, удачнее. Но ни одна удача в целом мире не могла сравниться с Алиссой и Робином.
В моей жизни был собственный катархей, еще в детстве, когда я жил в Манси. Кромешный ад. Детали, к счастью, уже забылись. Я повзрослел быстро. Внутри моей матери скрывались примерно шесть разных личностей, и половина могла причинить реальный вред мне и двум моим старшим сестрам. К тому времени, когда отец начал медленное самоубийство при помощи обезболивающих, я успел расстаться с мальчишеским дискантом и обзавестись хобби, требующим значительного напряжения сил: сидел безвылазно в комнате и паниковал.
Когда мне было тринадцать, папа заставил нас с сестрами вымыть уши и занять места на скамье позади него в зале суда. Его должны были приговорить за растрату. Вероятно, уловка сработала: он получил всего восемь месяцев. Однако мы потеряли дом, и отец всю оставшуюся жизнь не зарабатывал больше минимального жалованья. Я держался благодаря мозгам в чане, сферам Дайсона, аркологам, чудовищным космическим сражениям, афрофутуризму, ретропалпу и пси-машинам. Я выстроил себе параллельную Вселенную, где было все, от альфа-излучения до Точки Омега, и еще там разворачивались бесконечно разнообразные сценарии, которые делали нелепым мое истинное обиталище, безыскусный камешек в галактическом захолустье. Пока я верил, что общепризнанная реальность – лишь крошечный атолл в безбрежном океане, ничто не могло меня ранить.
К двенадцатому классу я уже был начинающим алкашом. Два лучших друга и напарника из преисподней прозвали меня Бешеным Псом. Просто удивительно, что я не угодил в тюрягу до выпускного. Так или иначе, если бы не стипендия компании по производству электронных орга́нов, где одна-две субличности моей матери занимали пост секретарши, я бы ни за что не поступил в колледж. И отправился туда исключительно потому, что это занятие представлялось более интересным, чем работа, которой я занимался во время каникул, – чистка отстойников под руководством компании, чей лозунг гласил «Лучше слить, чем забить».
Я переехал на юг штата, в главное государственное образовательное учреждение. Там наугад выбрал обзорный курс по биологии из каталога с обязательными учебными дисциплинами. Его преподавала бактериолог Катя Макмиллан. Высокая, как аист, с фигурой цилиндрической формы – этакая Толстуха Этель
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!