Свобода - Джонатан Франзен

— Можно я сначала посмотрю сериал? — спросила она.

— Патти.

Чувствуя себя ущемленной в правах, она выключила телевизор. Отец отвез ее к школе и остановил автомобиль под фонарем на парковке. Они опустили окна, и в салон проник аромат весеннего газона — вроде того, на котором ее не так давно поимели.

— Итак, — произнесла Патти.

— Итак, Итан все отрицает, — сказал ее отец. — Говорит, что все произошло по взаимному согласию.

Девичьи слезы автор описал бы как дождь, который начинается внезапно, но на удивление быстро успевает намочить все вокруг. Она спросила, говорил ли отец с самим Итаном.

— Нет, только с его отцом, два раза, — ответил он. — Было бы ложью утверждать, что разговор прошел удачно.

— Очевидно, мистер Пост мне не верит.

— Ну, Патти, Итан его сын. Он знает тебя не так хорошо, как мы.

— Ты мне веришь?

— Да, я тебе верю.

— А мама?

— Конечно, верит.

— И что мне делать?

Отец обратился к ней как юрист. Как взрослый, обращающийся к взрослому.

— Брось это, — сказал он. — Забудь. Живи дальше.

— Что?

— Стряхни это. Живи дальше. Учись осторожности.

— Как будто ничего не было?

— Патти, на вечеринке были только его друзья. Они скажут, что видели, как ты выпила и вела себя агрессивно. Они скажут, что вы были за навесом не больше чем в тридцати метрах от бассейна, и они не слышали ничего подозрительного.

— Было очень шумно. Играла музыка, все кричали.

— Еще они скажут, что видели, как вы вдвоем потом садились в его машину. Общество увидит в нем юношу из Эксетера, который собирается в Принстон, настолько ответственного, что он позаботился о предохранении, и настолько галантного, что он покинул вечеринку и отвез тебя домой.

Предательский дождик намочил воротник футболки Патти.

— На самом деле ты не на моей стороне, — сказала она.

— На твоей, конечно.

— Ты все время повторяешь «конечно», «конечно».

— Послушай. Прокурор захочет знать, почему ты не кричала.

— Я стеснялась! Это же были не мои друзья.

— Ты же знаешь, что судья или присяжные вряд ли это поймут. Тебе всего лишь надо было закричать, и ничего бы не случилось.

Патти не помнила, почему она не закричала. Ей пришлось признать, что задним числом такая покладистость выглядела странно.

— Но я отбивалась.

— Но ты же выдающаяся спортсменка. Вы постоянно получаете синяки и царапины, так ведь? На руках, на бедрах.

— Ты сказал мистеру Посту, что я девственница? В том смысле, что была.

— Я счел, что его это не касается.

— Может, еще перезвонишь ему и скажешь?

— Слушай, — сказал отец. — Милая. Я понимаю, это чудовищно нечестно. Мне тебя страшно жалко. Но иногда лучше всего просто сделать выводы и больше не попадать в подобные истории. Сказать себе: я сделала ошибку, и к тому же мне не повезло — и забыть об этом. Проехали — и все.

Он повернул ключ зажигания наполовину, на приборной панели зажглись огоньки.

— Но он совершил преступление, — сказала Патти.

— Да, но лучше… Гм. Жизнь — не всегда справедливая штука, милая. Мистер Пост сказал, что Итан, возможно, хочет извиниться за неджентльменское поведение, но… Гм. Тебе бы этого хотелось?

— Нет.

— Я тоже так считаю.

— Тренер Нэйджел говорит, что мне надо обратиться в полицию.

— Пусть тренер Нэйджел занимается своими мячами и корзинами.

— Софтбол, — сказала Патти. — Сейчас сезон софтбола.

— Если ты только не хочешь, чтобы тебя прилюдно унижали весь выпускной год.

— Баскетбол зимой. Софтбол весной, когда тепло.

— Я спрашиваю, ты так хочешь провести выпускной год?

— Карвер — бейсбольный тренер, — сказала Патти. — Нэйджел — софтбольный. Ты слышишь?

Отец завел двигатель.

Вместо того чтобы подвергаться прилюдному унижению, в выпускном классе Патти из просто одаренного игрока превратилась в настоящую спортсменку. Она только что не ночевала в спортзале. Ее дисквалифицировали на три игры за удар в спину форварда Нью-Рошель, который пихнул локтем партнершу Патти, Стефани. Однако она по-прежнему каждый год била школьный рекорд, который сама же и установила. Вдобавок к упорной работе по периметру площадки она полюбила вести мяч к кольцу. Теперь она уже не обращала внимания на физическую боль.

Весной местный член законодательного собрания штата покинул свое кресло после долгих лет службы, и руководство Демократической партии выдвинуло на его место мать Патти. Супруги Пост предложили организовать прием по сбору средств, который должен был пройти в зеленом великолепии их тенистого двора. Перед тем как принять предложение, Джойс спросила разрешения у Патти, говоря, что она не будет делать ничего, что было бы неприятно дочери. Но Патти были безразличны намерения Джойс, о чем она ей и сообщила. Когда семья кандидата позировала для обязательной семейной фотографии, никто особенно не горевал из-за ее отсутствия. Колючий взгляд Патти мог только все напортить Джойс.

Автор решительно не может вспомнить, в каком состоянии пребывало ее сознание на протяжении первых трех лет в колледже, а потому делает вывод, что тот период она провела без сознания. Ей казалось, что она бодрствует, но на самом деле это больше походило на лунатизм. Иначе трудно объяснить, к примеру, тот факт, что ее ближайшей подругой стала влюбленная в нее психопатка.

Автору больно признавать это, но частично вина лежит на Большой Десятке[19]и порожденном ею искусственном закрытом мире. В основном страдали мальчики, но, даже в конце семидесятых годов, в эту ловушку попадались и девочки. В июле Патти отправилась в Миннесоту в летний лагерь для студентов-спортсменов. Потом в колледже состоялось отдельное, раньше, чем у всех, организационное собрание для студентов-спортсменов, после чего Патти поселилась с ними в общежитии, водила дружбу только с ними, ела с ними за отдельным столом в столовой, плясала с ними на вечеринках и записывалась только на те курсы, которые посещали ее товарки, чтобы вместе сидеть — ну и иногда, если позволяло время, учиться. Спортсменов никто не заставлял так жить, но в Миннесоте большинство из них жили именно так, а Патти окунулась в этот мир спорта еще глубже, чем остальные — просто потому, что у нее была такая возможность. Потому что она сбежала из Уэстчестера!