Убивая Еву: умри ради меня - Люк Дженнингс

Оксану, которая в смокинге выглядит просто фантастически, усадили между двух бойцов, и я подмечаю ее гневный прищур, когда она понимает, что здесь она – не часть элиты. А если Оксана вдруг заподозрила, что ее не уважают, – я уже прекрасно знаю, чем это чревато. В ней что-то щелкает. Она одержима желанием восстановить контроль над ситуацией, и ради этого способна на самые злодейские поступки. Я наблюдаю, как один из мужчин пытается заговорить с ней и как он наталкивается на ледяной игнор. «Даже не пытайся», – сказала бы я ему, обратись он ко мне за советом. В ее теперешнем настроении это пустой номер.

– Кто здесь твой? – спрашивает женщина слева от меня, пока на стол подают блины, салаты, икру и – на серебряных подносах – рюмки с водкой. Судя по карточке, ее зовут Ангелина. У нее нервный взгляд и волосы цвета жженой карамели.

– Я с Оксаной, – отвечаю я. – С той, в черном костюме.

Она пару секунд разглядывает меня с сомнением.

– Павел, – говорит она, кивая на одного из мужчин, которых Оксана упорно игнорирует. – Мой муж. Boyevik. Из Дашиной команды.

– А его не напрягает, что им командует женщина?

– Он говорит, ему наплевать, потому что ум у нее мужской.

– А сама чем занимаешься? – спрашиваю я, наваливая на блин икру.

– В смысле?

– Типа работаешь? Или…

– Я терплю Павла и все его дерьмо именно потому, что не должна работать. – Она опускает взгляд в декольте, где ее кожа усыпана крошечными золотыми звездочками. – Мы затем и выходим замуж за этих bratkov. У них есть бабки. Не как в списке «Форбс», конечно, но, понимаешь, вполне достаточно. А ты сама откуда? Русский у тебя какой-то странный.

– Из Лондона. Долгая история.

– А эта Оксана, вы с ней друзья или…?

– Партнеры.

– По бизнесу?

– По жизни.

Ее лицо на миг теряет всякое выражение, но потом проясняется.

– Какое милое у тебя платье! Где ты его купила?

Меня выручает Даша, которая встает, поднимает бокал с витиеватым тостом за Пахана:

– Долгих лет и прекрасного здоровья отцу нашей братвы, – говорит она в заключение. – Смерть врагам. Могущества и славы – нашему отечеству.

Пахан зажмуривается, улыбается своей кроличьей улыбкой и подносит рюмку к губам.

– Еще я хочу поднять бокал за свою сестру Оксану, – продолжает Даша. – Мы вместе отдыхали в Добрянке, изысканнейшем из уральских курортов. И верьте мне, друзья, это была та еще крутая сучка. Нам потом сказали, что она повесилась в камере, но сами видите – вот она перед нами, целая и невредимая.

Оксана кланяется, косо улыбается и поднимает бокал в ответ:

– От одной крутой сучки – другой, спасибо!

Тут, видимо, Даша находит уместным охватить беседой и меня.

– Ведь вы с Оксаной проделали неслабый путь. В железном контейнере, надо полагать, было не очень тепло.

Над столом опускается вежливое молчание, и девятнадцать лиц поворачиваются ко мне. Я выжимаю из себя улыбку и, теряя вдруг уверенность в своем русском, пытаюсь объяснить, что мы с Оксаной всю неделю дрожали.

Даша выпучивает глаза и заходится от хохота. Весь стол присоединяется, включая Пахана. Мужчины смотрят то на меня, то на соседей по столу и, захлебываясь, повторяют мои слова, а у Даши от смеха текут по щекам слезы. Хохот не прекращается, а я в отчаянии перевожу взгляд с одного лица на другое. Даже Крис улыбается.

– Не волнуйся, – говорит один из бригадиров, протирая глаза салфеткой. – Мы – друзья. Ваша тайна навсегда останется с нами.

Лишь одному человеку за столом не до смеха. И это – Оксана, она пронзает меня взглядом, полным ледяной, неприкрытой ненависти.

Ужин, по-моему, будет продолжаться вечно. Бесконечные перемены блюд – супы, запеченное мясо, жаренная до состояния углей свекла, осетрина с белыми грибами, вареники, десерты. И водка, море водки, рюмочка за рюмочкой. Лимонная водка, малиновая водка, водка на кардамоне, перцовка, зубровка. Не проходит двух минут, чтобы кто-нибудь не предложил тост. За дружбу, верность, честь, воровскую жизнь, прекрасных женщин, за тех, кто не с нами, за смерть. Я стараюсь не вливать в себя всю рюмку, а лишь чуть-чуть пригубить, но все равно довольно скоро осознаю, что безнадежно и в стельку пьяна. Время замедляется, стрелка на часах практически застывает. Разговоры и смех звучат то громче, то тише, а комната – то в фокусе, то нет. Ангелина и другие женщины поначалу пытаются завести со мной разговор, но вскоре отказываются от затеи, увидев, что я способна лишь на невнятные односложные реплики. Время от времени я бросаю взгляд на Оксану, но она всячески делает вид, что не замечает, она веселится и флиртует со всеми подряд. Хоть одна мимолетная улыбка, один дружеский взгляд в мою сторону, и мой вечер сразу бы стал другим, – но этому, судя по всему, не бывать. Ее взгляд лишь скользит по мне, как по пустому месту.

И наконец, слава богу, звучит последний тост. Na pososhok. Все встают, и телохранители эскортируют Пахана из комнаты. Стоя у дверей, я смотрю на проходящую мимо меня череду гостей. Некоторые мне улыбаются, некоторые – жмут руку, кто-то из женщин – видимо, не трезвее, чем я, – обнимают меня, как старую подругу. Оксана проходит с каменным лицом.

Квартира пустеет – лишь Даша, Крис и Оксана стоят у останков ледяной скульптуры. Когда я подхожу к ним, Оксана приказывает мне отправляться спать.

– Нам с Дашей надо поговорить.

– Планируете новый сеанс пыток? – спрашиваю я, и Даша тактично строит недовольную мину. – Я просто хочу поблагодарить за превосходный вечер. Еда была божественная, компания – дивная. Особенно я в восторге от Пахана. Занимательнейший человек.

– Ева, прошу, – полушепотом произносит Оксана. – Ты недостаточно сегодня подставилась, тебе мало? А сейчас окажи нам всем милость, п…й отсюда.

Я повинуюсь, старательно пробираясь к нашей спальне сквозь плотную пелену тишины. Там я сажусь на край кровати и сижу так минут десять, прислушиваясь к глухим ударам сердца, а водка тем временем продолжает расползаться по телу. Отдернув занавеску, я наблюдаю, как по улице, рассыпая каскады искр, ползет трамвай. Потом подхожу к комоду, выдвигаю второй ящик и достаю из-под своего пчелиного свитера «глок». Мне жаль, что я так и не успела поносить этот свитер, но сейчас пора свыкнуться с тем фактом, что моей жизни – конец. Я приняла ряд катастрофических решений, худшим из которых было вручить свою судьбу свихнувшейся убийце, чей интерес ко мне оказался, в лучшем случае, лишь мимолетной прихотью. Она убедила меня, что деваться мне некуда, что она – мой единственный шанс выжить, а я, в свою очередь, убедила сама себя, что все это правда.

Конечно, все это звучит жалко, но теперь уже – какая разница? Я сожгла все мосты. У меня – ни легального статуса, ни любви. Я абсолютно одинока.