Золотое дерево - Розалинда Лейкер

— Я, как и моя жена, рад приветствовать вас в нашей усадьбе, — обратился он к ним. — Мы польщены тем, что вы изъявили желание некоторое время погостить у нас.

— Они согласились пробыть у нас целых три дня вместо двух, как намеревались раньше, — радостно сообщила Габриэль. Эмиль из чувства вежливости притворился, что приятно удивлен.

Когда слуги унесли в дом багаж гостей, хозяин повел Жюля в гостиную, где предложил ему вина, а Габриэль в это время показала Элен приготовленную для них комнату наверху.

— Какая милая комнатка, — заметила Элен, снимая перчатки и озираясь вокруг: спальня была оклеена бело-голубыми полосатыми обоями, в ней стояло немного мебели, среди которой выделялась кровать со спинками, украшенными позолоченной резьбой, по ее углам возвышались поддерживавшие полог резные столбы. — Нам здесь будет очень удобно.

Габриэль помогла невестке снять дорожное пальто и шляпку.

— А как отец? — спросила она.

Элен улыбнулась, и на щеках у нее появились ямочки.

— С ним очень трудно, — вздохнула она, говоря о старике как о капризном ребенке. — Он не хотел отпускать от себя Жюля, поэтому нам нелегко, было приехать сюда; это Жюль настоял.

— И я очень рада, что ему удалось проявить твердость. Отец хочет, чтобы все жили по его законам, — в голосе Габриэль слышалось раздражение.

Элен повернулась к ней от окна, сквозь которое глядела на покрытые зеленью холмы, яркую ленту реки и деревушку, расположенную в отдалении.

— Я знаю по рассказам родственников и знакомых о том, что он всегда был довольно сложным человеком с противоречивым характером, но теперь, когда Доминик превратился в старика, которого мучают постоянные боли, мы должны быть к нему более снисходительны.

— Отец никогда не превратится в старика, — заметила Габриэль с усмешкой на губах. — Это к тебе он относится как к дочери, а других женщин беззастенчиво лапает, не пропуская ни одну. Ты же знаешь, что женская прислуга у нас в доме не задерживается. Именно поэтому ты вынуждена постоянно прислуживать ему и всегда быть у него под рукой. Кстати, вы уже наняли новую экономку для выполнения тех обязанностей по дому, которые до недавнего времени лежали на мне?

— Мы отказались от этой мысли. После того как ты уехала, твой отец не хочет видеть чужих людей в доме, даже в качестве прислуги.

Габриэль вздохнула.

— Значит, теперь на твои плечи легли еще и обязанности по дому?

— Мне не в тягость.

— Но ведь кроме них у тебя еще много других забот. Ты превратилась в компаньонку, няньку и рабыню отца. С каждым днем ты становишься ему все более необходимой, и он все сильнее привязывается к тебе. Ко всему прочему ты должна еще и усмирять его приступы бурного раздражения после скандалов с Анри, когда он кричит по поводу и без повода на всех окружающих, кроме тебя.

Элен переплела пальцы рук и произнесла с болью и голосе:

— Я рада, что ты заговорила об этом. Я встревожена всем происходящим. Отношения в семье обострились. Отец узнал, что Ивон тратит сумасшедшие деньги, оплачивая счета от своих портних. Я, правда, не знаю, каким образом все это дошло до него. Он потребовал от Анри, чтобы тот развелся со своей женой, поскольку она, по словам отца, является никчемным созданием и к тому же страшной мотовкой, чье расточительство может разорить семью.

— А что ответил на это Анри? Как он повел себя?

— Боюсь, что не лучшим образом. Думаю, что если бы отец был на ногах, они непременно бы подрались, — Элен низко опустила голову и продолжала: — Присутствовать при этой сцене было для меня настоящей мукой. К несчастью, я даже не могла покинуть комнату. Ты ведь знаешь, что хотя Ивон бывает временами бестактной, ведет себя подчас глупо, — и уж никто не станет отрицать, что она действительно швыряет деньги на ветер, — однако сама по себе она довольно беззлобный человек, доброжелательный, легкоранимый и готовый тут же разрыдаться, как только кто-нибудь позволит себе обратиться к ней резким тоном.

Габриэль подавила в себе желание возразить подруге, сказав, что слезы Ивон — это крокодиловы слезы, и плачет она для того, чтобы разжалобить и тем самым избежать грозящей ей опасности разоблачения. Кроме того, Ивон принадлежала к тем редко встречающимся женщинам, кого слезы не только уродуют, но делают еще более привлекательной, и поэтому она всегда старалась извлечь выгоду из этого своего качества.

— Довольно говорить о семейных неурядицах! Ты приехала сюда, чтобы отвлечься и отдохнуть от них. Нам пора вернуться к мужчинам. Они наверное не поймут, в чем дело и почему мы так долго задерживаемся здесь.

Как хозяйка дома Габриэль прежде всего хотела показать своим гостям шелководческую ферму. Хотя процесс выращивания кокона находился еще в начальной стадии, Габриэль все же считала, что ее родственникам, никогда не видевшим такого хозяйства, будет небезынтересно осмотреть его. Поэтому, взяв под руку Жюля и Элен, она повела их по тропе на ферму. Все трое шли вместе, весело смеясь и беззаботно болтая. Эмиль молча следовал за ними.

Три дня пролетели для Габриэль, как одно мгновение. Она старалась не разлучать брата и невестку ни на мгновение, хорошо понимая, как важна для них обоих каждая минута, проведенная вместе. Однако ей очень хотелось поговорить с Жюлем с глазу на глаз, и такая возможность предоставилась Габриэль незадолго до отъезда гостей, когда Эмиль пригласил Элен посмотреть его коллекцию редких мотыльков из породы шелкопрядов, родиной которых были Индия и дальний Восток и которых он вырастил не для коммерческих целей, а только из-за необычной красоты. Жизнь этих созданий была мимолетной, и по ее истечении они попадали под стекло в большие плоские деревянные витрины, расположенные вдоль стен кабинета Эмиля. Габриэль вместе с Жюлем направилась в зимний садик, расположенный в одном из помещений дома, где произрастали экзотические растения всевозможных форм и размеров, некоторые из них были в цвету. Здесь летало несколько видов мотыльков-шелкопрядов, вылупившихся из коконов. Размер крыльев некоторых из них достигал нескольких дюймов. Двери были затянуты сеткой, не дававшей возможности насекомым вылетать наружу.

— Наконец-то мы можем поговорить с тобой наедине, — неожиданно произнес Жюль.

— Я подумала о том же самом! Мне хочется дать тебе один совет. Я знаю, ты не хочешь, чтобы Элен терпела все тяготы походной жизни, и не берешь ее с собой, поскольку боишься за ее здоровье, помня, как трепала ее лихорадка во время военного похода в Италию, куда она отправилась за тобой сразу же после вашей свадьбы. И все же теперь ей непременно следует поехать вместе с тобой в действующую армию, или ты должен купить для нее дом. Она заслуживает лучшей доли и имеет право на личную жизнь и досуг. А вместо этого ей приходится быть опорой семьи, где ей не дают ни минуты покоя. С тех пор как я вышла замуж и покинула дом, у нее прибавилось забот и хлопот.

— Знаешь, я ведь тоже хотел поговорить с тобой именно об этом, — сказал Жюль и, взяв сестру под руку, подвел ее к маленькому диванчику, — у нас с Элен уже был разговор на эту тему. Она не хочет переезжать на другую квартиру, поскольку боится, что, лишившись забот, дни напролет будет думать и тревожиться обо мне. По ее мнению, ей идет на пользу постоянная забота по хозяйству. Кроме того, она считает, что отцу жизненно необходима ее помощь, и, честно говоря, мне нравится, что моя жена создаст уют и заботится о нем, — Жюль заметил, что по лицу сестры пробежала тень, и поспешил загладить свою неловкость. — Я не хотел обидеть тебя. Я ведь отлично знаю, как знает это и Элен, что несмотря ни на что, ты беспокоишься об отце. Видит Бог, у тебя есть все основания пренебречь дочерними обязанностями.