Земля мертвецов - Роберт Райан

Он не помнил, сколько минуло времени с тех пор, как он увидел человека без челюсти, –  да, как же его звали? Льюэлл? Ловат? Столько имен, чинов и номеров, столько сокращений, лишь намекающих на богопротивные раны. Раненые шли быстро и густо, в таком количестве, что поначалу приходилось переливать кровь от солдата к солдату шприцами, пропарафиненными против образования сгустков. Этот метод был лучше прежнего, при котором лучевая артерия донора соединялась с локтевой веной пострадавшего, переток контролировался зажимами или большим и указательным пальцем, а число попаданий и промахов было сравнимо с новой системой.

Впрочем, в конце концов он сумел набрать кровь для цитрирования у легкораненых. Солдата, согласившегося стать донором, вознаграждали двухдневным отдыхом до возвращения в часть, поэтому недостатка в добровольцах не было. Ватсон накопил на льду небольшой запас цитрированной и подписанной печатными буквами крови.

Он гадал, что сказала бы старшая сестра, узнав, что он позволил волонтеркам помогать при заборе крови. И что солдаты называли их «сестричками». Страшно было подумать, какие ядовитые ремарки извлекла бы она из своего кислотного источника.

Когда зрачки расширились, Ватсон взглянул на небо, отметив показавшиеся астрономические ориентиры: Ковш, Орион, знакомую «W» Кассиопеи. Мир был тот самый, в каком он жил всегда, под теми же небесами. Просто все стало неузнаваемым – будто его выдернули на далекую планету, откуда привычная реальность выглядела кошмарно искаженной.

В отдалении вспыхнула осветительная ракета, ненадолго озарила все под собой болезненным, неестественно белым сиянием и погасла, оставив только пятно на сетчатке. Война продолжалась даже в темноте. Окопы, до которых была не одна миля, ощущались в запахе ветра, когтившего все чувства дьявольской вонью переполненных нужников, немытых тел, табачного дыма, застойной грязи и гниющих трупов. Ватсону рассказывали, что новичков эти миазмы часто доводили до рвоты. Через неделю они переставали восприниматься – сливались в единое зловоние.

Слева от себя Ватсон угадывал мрачные ряды носилок с телами, зашитыми в грубые армейские одеяла. Кто-то ходил между ними, иногда нагибаясь, чтобы осветить фонариком нашивки и надпись на бирке. Конечно, это один из полковых священников разыскивает свою паству. К утру здесь будут капелланы всех вероисповеданий и санитары-могильщики. Ватсон задумался было, как люди сохраняют здесь веру, но почувствовал, что слишком устал для богословских дискуссий.

Он стал медленно, оберегая ноющее колено, подниматься по склону к своей квартире в главном здании. Миновал склад – прежний монастырский амбар – и прямоугольные клумбы сада, теперь унылого и заброшенного. Уловил запах тимьяна и… да, анисовый аромат фенхеля. Знать бы, когда здесь снова будут растить лекарственные травы и овощи.

На лужайке перед каменными ступенями монастыря стояли палатки медсестер. Проходя мимо откинутого полога палатки старшей сестры, Ватсон заглянул внутрь. Женщина, озаренная горящей в фонаре свечой, сидела за деревянным столиком над стопкой писем, держа под рукой кисточку и чернильницу. Цензурировала почту. Что-то заставило ее поднять взгляд и отмахнуться – проходите!

Ватсон медлил, чуть покачиваясь под накатившей волной усталости. Под черепом грохотали неестественно усилившиеся шумы: отдаленные взрывы, раскалывавшие ночное небо, чей-то кашель в палатке рядом, гудение электропроводов, питающих большой шатер, жужжание вездесущих керосинок, фырканье потревоженных лошадей из конюшни. Он тряхнул головой, выбрасывая все лишнее, и нога за ногу подошел к сестре Спенс.

– Майор Ватсон, –  узнала она и, поднявшись, закрыла чернильницу, задула две свечи в фонаре для чтения. –  Думаю, вам не помешает горячий шоколад. «Ровентри».

– Соблазнительно, –  кивнул майор, старательно изображая энтузиазм. Хотелось ему одного – сбросить непоправимо испачканную одежду.

Сестра поставила чайник на керосинку и насыпала в эмалированные кружки по ложке порошка.

– Боюсь, молока нет. Я видела сегодня, как ваши волонтерки разносили чай. Хорошо работают. –  Она подняла взгляд. –  Надеюсь, они этим и ограничились.

– Они помогали мне при переливании. Стерилизовали шприцы и тому подобное.

Хитрая улыбка подсказала Ватсону, что сестра не верит ни одному слову, но возражать она не стала. Зато спохватилась, что приличия не позволяют ей оставаться с ним наедине.

– Да что там, впрочем, –  никто при виде двух сухих сучков дурного не подумает.

Ватсон хотел заметить, что в нем еще осталось немного сока, но промолчал – и не только потому, что опасался ее смутить. Осмотрев свою забрызганную кровью одежду, он подумал, что выглядит, наверное, дрова дровами. Сестра права, никто не поверит, что он способен на шалости.

Он отметил, что сестра Спенс опрятно одета, что в ее палатке безупречный порядок: платяной шкаф, импровизированный туалетный столик с эбонитовым набором щеток для волос и зеркальцем, чугунный умывальник с кувшином и тазиком, а на полу две продолговатые алюминиевые грелки. Это впечатление нарушал только кожаный германский шлем, пресловутый остроконечный «пикельхаубе», висевший посреди палатки рядом с фонарем Колмана.

– Памятка с поля боя, –  пояснила сестра Спенс, заметив его любопытство. –  Я такого не одобряю: грабить мертвецов – мерзкое дело, но это подарок от благодарного томми. Если такие сувениры отсылать на родину, можно монетка по монетке собрать кое-что на медицину. Несут большей частью каски, медали, отвратительные зазубренные штыки. А эти жуткие остроконечники теперь стали редкостью. Садитесь сюда. –  Она кивнула на складной стул рядом с койкой, на которую села сама.

Ватсон мечтал, чтобы явился Бриндл, стянул с него «Латимеры» – в ногах билась боль. Сейчас бы в турецкую баню. Ощутив себя ревматичным стариком, он всегда шел к Невиллу на Нортумберлендской. Ватсону померещился щекочущий ноздри пар.

Сестра оказалась ясновидящей.

– Знаете, здешние монахи оставили нам очень полезное заведение – пивоварню. Нет, на пиво не надейтесь, но из деревянных чанов получились очень удобные ванны. Хорошая ванна творит чудеса. К тому времени, как вы туда попадете, санитары успеют согреть воду.

Майор чуть не застонал от наслаждения, представив, как оттирает докрасна кожу. Ванна и трубочка «Шиппера» – удовольствие, в котором он себе отказывал по просьбе Эмили и к которому теперь собирался вернуться. Впрочем, табаком он не запасся, придется пока обойтись «Бредлитом».

– И непременно поешьте. Молока, как вы слышали, нет, но яиц хватает. И хлеба. Прошу вас, майор.

Сестра подала ему шоколад. Ватсон с удивлением заметил, что рука у него дрожит. Он посмотрел на нее как на чужую. Хотя это его собственная ладонь взбалтывала шоколад в кружке – как при самой тяжелой из виденных им горячек. И еще в груди давило, и чудилось, что выбросить эту тяжесть можно только с воплем во всю силу легких.