Последний альбом - Элизабет Хэнд

Внезапно порханье под потолком прекратилось. Видимо, птица нашла выход: звука падения я не услышала. И снова то же пение, та самая призрачная мелодия, что и раньше.

Но теперь Джулиан начал ей подпевать. Совсем тихонько, я даже не различала слов. То ли он просто пел, то ли пытался наладить контакт с некими силами – будто вошел в транс. В пограничное состояние: и не присутствовал, и не отсутствовал. Этим я и зарабатываю на жизнь, но я-то тренировалась десятилетиями. И соблюдаю всяческие предосторожности, ибо дело весьма опасное.

А Джулиан вел себя как юнец, забавляющийся с электричеством. Когда суют шпильки в розетку или хватаются за изгородь под током, чтобы легонько тряхнуло. Сам того не понимая, он уцепился за оголенный провод, и сразу – пуф-ф. Может быть, и птица точно так же нашла выход. Но через минуту меня озарило: а вдруг она вовсе не искала выход? Вдруг она искала вход?

Визит Нэнси ускорил развитие событий. Сексуальная и творческая энергия словно сгустилась и целиком сублимировалась в песнях. Я определенно был в лучшем положении, чем остальные, поскольку провел выходные с подружкой и точно знал, куда излилась моя сексуальная энергия.

Лес и Джулиан тогда как раз расстались. Не вполне в курсе деталей, но замечал, что в жизни Джулиана секс не играл такой существенной роли, как, скажем, в моей. Во всяком случае, до появления той девушки.

После тех выходных Лес совсем упала духом. Пыталась сделать вид, что у них с Джулианом ничего и не было и ей совершенно наплевать. Но каждый видел, как ей хреново.

Лес всегда держится наравне с парнями – такой у нее защитный механизм. В любой компании хорохорится, будто она самая главная. Забавно: такая крохотная пичужка, а ругается как сапожник и за воротник неслабо закладывает, словно готова любого перепить – что отчасти и правда.

Но в остальном она просто ставит барьер. Мы все много пережили в то лето; из такой переделки без потерь не выберешься. Мне вот, чтобы выжить, пришлось бросить пить. Эштон и раньше был упрямым задиристым козлом, а после Уайлдинг-холла только пуще озверел. В общем, каждый справляется по-своему.

Впервые я узнала о происшествии в Уайлдинг-холле от Нэнси О’Нил. Мы с ней давно знакомы. Близко не дружили, но вращались в одних и тех же кругах. Я только-только начала работать на NME, одна из первых женщин в рок-журналистике. В те дни в музыкальной прессе царили сплошные мужики, Ник Кент и прочие, поэтому мне, дабы не ударить в грязь лицом, частенько приходилось бухать и торчать наравне с парнями.

Так что девичники меня неизменно радовали. Однажды я попала на шикарную вечеринку в Marquee весьма бисексуального толка: парни с парнями, девицы с девицами и каждый с каждым. Мне тогда до каминг-аута было далеко – в свои двадцать я еще жила с родителями, – и меня даже напугала откровенность тамошней публики. У Нэнси ориентация была традиционной, вот я и выбрала ее в качестве прикрытия: мы могли изображать пару, и никому бы не пришло в голову, что я и в самом деле лесби.

Мы устроились в уголке с бутылкой шампусика, и за разговором я поинтересовалась, как у нее с Уиллом Фогерти. Надеялась, что они расстались. А Нэнси, если честно, казалась мне прелестной. Ой, прямо стихи получились, да? Вот я и подумала: если она бросит Уилла…

Ан нет. Пока еще нет, во всяком случае. И тут она принялась рассказывать мне о странных выходных, которые она провела в гемпширской глуши, в полуразрушенном поместье под названием Уайлдинг-холл. Как раз там Том Харинг запер всех участников группы Windhollow Faire и грозился не выпускать, пока они не родят новый альбом.

– Типа как запереть стадо обезьян с пишущими машинками в надежде заполучить шедевр Шекспира? – засмеялась я.

– Прекрати, Триша, тут все куда серьезнее… И очень странно.

Естественно, мне сразу захотелось вникнуть в тему глубже. Первый альбом Wind-hollow я уже слышала: он вышел в конце предыдущего года, его вовсю продвигал Джон Пил на «Радио-1» – Би-би-си, и в Rolling Stone вышла реклама на полстраницы, типа образцовый альбом электрофолка и все такое. Музыкальная пресса тогда была не особенно развита, в наши дни информационное покрытие было бы куда шире.

Конечно, вехой тот альбом не стал, в отличие от «Уайлдинг-холла». Но о группе заговорили. Так сказать, волна пошла. Я даже слышала их однажды в клубе UFO. По-моему, не слишком удачный для них зал, слишком большой, и публика сплошь под кислотой.

Я сразу загорелась желанием смотаться туда: в городе вся эта шумиха и хиппари в пончо только отвлекают. Другое дело, если удастся сгонять в Гемпшир и посидеть у них на репетиции; получится отличная статья для NME. Ага, как же.

– Можешь сразу выкинуть эту идею из своей смышленой головенки, – отрезала Нэнси. И пояснила: – Том и так взбесился, когда я туда завалилась. Он до меня дозвонился и пообещал по судам затаскать, если я кому-нибудь хоть словечко…

– Ерунда. Ты прекрасно знаешь, что он этого не сделает. И не сможет.

Нэнси задумалась, а потом покачала головой:

– Сможет, не сможет… Все равно не советую. У меня дурные предчувствия.

– Тем более надо ехать! Фолк-сцена, можно сказать, разваливается, и злободневная статья придется как нельзя кстати.

Но Нэнси уперлась. Не дала мне номер их телефона, не сказала даже, в какой деревне их искать. Теперь проще, достаточно погуглить, а тогда вариантов не было. Я поспрашивала вокруг, но никто толком ничего не знал. Кое-какие слухи ходили, но не станешь же колесить по английским проселкам, разыскивая музыкантов, залегших на дно в гемпширской глуши. К тому же там селились коммунами все кому не лень: анархисты, хиппи, луддиты, элитарии…

Отчаявшись, я позвонила Тому Харингу.

– Ни в коем разе! – гаркнул он и бросил трубку.

Я позвонила снова – тот же результат. Только с пятой попытки удалось с ним хотя бы членораздельно потолковать. Несколько дней я обхаживала его. Наконец он сдался.

– Мы подгоним статью под выход альбома, – ворковала я. – Представляешь, какая реклама!

– Но ты ведь оставишь за мной право отозвать текст, если он мне не понравится?

Тут уж возмутилась я:

– Да ни за что! А ты у группы-то спросил?

– Вообще-то спросил. После всех тех мерзостей, которые пресса вылила на Арианну, они вас как чумы боятся. Кроме того, у них сейчас самая деликатная фаза творческого процесса…

Надо же, творческий процесс! Экая чушь собачья. В общем, я прилипла как банный лист и все-таки его уломала.

– Послушай, Том, ты ж понимаешь, лучше худая слава, чем никакой. А я ведь настроена на позитив, – заверила я. – Меня восхищает их творческий процесс и вся группа в целом, особенно Джулиан Блейк. – Не тебя одну.