Собиратель миров - Илья Троянов

— Возможно, вам кажется, что в моем рассудке порхают эти птицы….

Он рассмеялся. На его языке был синий налет, как и на зубах.

— Думайте что вам угодно, но уверяю вас, я справляюсь с моим заданием лучше, чем любой другой богом забытый суд в этой богом забытой стране. Мне нужно подготовиться к следующему делу.

Он взял папку с низкой стопки рядом со своим сиденьем, поднес ее ко рту и сдул невидимую пыль.

— Пыль здесь повсюду. Помогает куркума, принимать ежедневно. Вечером смешиваете с небольшим количеством меда, и пыль вам не страшна. Оставайтесь, если желаете, но боюсь, дело окажется скучным. Весьма и весьма скучным.

Судья углубился в изучение документов, прежде чем Бёртон успел попрощаться. Мальчик, вновь потянув Бёртона за рукав, повел его к заднему выходу в другом конце зала. Они еще не дошли до двери, как у Бёртона возник вопрос. Его громкий голос выгнулся эхом.

— Господин судья! Чем прежде было это здание?

Пока эхо его слов гоняло птиц под куполом, судья остановил на нем свой безрадостный взгляд.

— Мусульманской гробницей. Исчезните!

11. НАУКАРАМ

II Aum Pashinaaye namaha I Sarvavighnopashantaye namaha I Aum Ganeshaya namaha II

— Вчерашний день был бесполезен. Я прочел вечером записи, там не оказалось ничего ценного. Мы с вами зря потратили деньги.

— Мы зря потратили деньги? Нет-нет, это невозможно. Я деньги заплатил, а вы их получили.

— Нам следует больше написать про Бароду. Ведь именно здесь ты будешь искать себе новое место. Синдх — далеко.

— Но я уже все рассказал вам про мое время здесь.

— Ты умолчал о Кундалини.

— Специально.

— Это ненужный стыд, поверь мне. Все в городе знают, что если у ангреци нет жены, он берет конкубину, у каждого из них есть бубу. Итак, ты раздобыл для хозяина любовницу.

— Откуда это вам известно?

— В те уголки, куда не попадает солнце, дозволено заглядывать поэту. И ты хочешь что-то скрыть от меня?

— Нет, все было иначе.

— Разумеется, поэтому я хочу записать историю. Ты становишься особенным человеком. Она приукрасит тебя, я убежден в этом, даже не зная ее.

— Нет. Не обязательно.

— Я тебе уже неоднократно обещал, что не буду записывать то, что не говорит в твою пользу.

— Об этом лучше и не говорить.

— Ты не только упрям…

— Я не обязан обо всем рассказывать.

— Ты еще пытаешься оправдать свою твердолобость.

— Я не хочу сегодня ничего рассказывать. Я пойду.

— Без моего согласия…

— Ао-джо. Увидимся завтра.

— Ты глупец. Я — единственный, кто может тебе помочь замаскировать твою глупость. Слышишь, ты, глупец!

12. С ПОЛУМЕСЯЦЕМ НА ЛБУ

И вдруг она появилась. Он не был к ней готов. Самое первое, что он увидел — бухта обнаженной спины. Устье затылка. Над кромкой сари — светло-коричневая дупатта. Сари было синим, как глубокая вода. Она сидела в саду, на табурете, который, если он не ошибался, принесли из кухни. Он видел затылок, шею, вертикально поделенную канатом сплетенных волос, усыпанных красными шелковыми нитями. Тонкая цепочка свисала золотом над шейным позвонком, словно подвешенная мысль. Она не двигалась, и он, стоящий у окна, недвижно наблюдал за ней. Конечно же, Наукарам не оставит ее в доме — кем бы она ни была, сестрой, быть может, или возлюбленной, нет-нет, это совершенно невероятно — не спросив на то его разрешения. Концы волос касались травы. О, эти волосы, черны как блестящий уголь, когда свисают вот так неподвижно, как он им завидовал. Светлые волосы — недоразумение природы, результат необдуманной тяги к разнообразию. Блузка более светлой синевы, как морская вода у побережья. Там, где кончались рукава, слегка намечались мускулы. Но, может, он ошибался, может, это рукава были слишком узки. На запястье висели серебряные браслеты. В дверь постучали. Оторвавшись от окна, он сел за письменный стол и лишь потом разрешил Наукараму войти. Сахиб, я хотел бы вам кого-то представить, простите за беспокойство, это гость. По какому он делу, Наукарам? Познакомиться, сахиб, никакого дела, вы не будете сожалеть, поверьте мне.

Он сразу заметил бинди на ее лбу, точка оттенка одежды, густого синего цвета. Лицо было темное и узкое. Наукарам представил ее по-английски и принялся ее расхваливать, словно хотел продать. Ситуация была неприятной и одновременно волнующей. Вдруг ее нижняя губа скользнула по верхним губам, и моментально вернулась обратно, так быстро, что он не был уверен, действительно ли это видел. Он задал ей несколько вежливых вопросов, и лишь несколько ответов спустя она подняла голову. Во взгляде подобострастия было меньше, чем в положении ее тела, глаза, черные в белом, как оникс, вправленный в каджал. Один лишь недостаток имело ее совершенное лицо: высоко на лбу, рядом с кромкой волос, загибался шрамик, как нарождающаяся луна. Он не понимал, что говорил Наукарам, он перестал слушать, лишь кивнул однажды, когда она отвернулась и вышла вслед за Наукарамом. Уходя, подарила улыбку, маленькую, как загнутый уголок страницы в книге. Наукарам тотчас же вернулся.

— Наукарам, что это такое?

— Мне показалось, вы тоскуете по женскому обществу.

— И ты решил, что я не в состоянии об этом сам позаботиться?

— Вы так сильно заняты, зачем вам обременять себя еще и этим?

— Так-так.

— Она вам не понравилась?

— Она изумительна. И кроме того, ты прав, как бы я сам нашел женщину?

— Быть может, вам захочется посмотреть несколько дней, доставляет ли вам радость ее общество.

— Я не привык к таким сделкам.

— Вы не должны ни о чем беспокоится, сахиб. Я возьму на себя все то, что вам может показаться неудобным. Вам нужно лишь наслаждаться.

Но в этой женщине крылось нечто большее, чем надежное обещание наслаждения.

13. НАУКАРАМ

II Aum Bhaalchandraaye namaha I Sarvavighnopashantaye namaha I Aum Ganeshaya namaha II

— Вы должны узнать о Кундалини, я так решил. Я не должен ничего скрывать.

— Ты видишь, чтобы я писал? Нет! Я буду только слушать.

— Я нашел ее в маикханне. Я увидел ее там, она там обслуживала. Она принесла мой стакан, молоко с бхангом, которое я очень люблю. Я никогда не пил даару, я ненавижу алкоголь. Может, вы не знаете, но там очень благообразные женщины, и они умеют танцевать. Если им нравится посетитель, и посетитель кладет на стол деньги, они танцуют перед ним, только для него. Я наблюдал за ней. Я подумал, как было бы прекрасно, если бы она станцевала для меня. Я мог себе это позволить, поэтому я вернулся и положил на стол деньги. И она танцевала. Только для меня. Заглянув мне в глаза, она дала понять, что находится близко-близко и одновременно что прикоснуться к ней невозможно. Она была подобна священному фикусу в центре деревни…