Каро-Кари - Александр Чагай

Пакистанца поразила красота девочки, исполнявшей чеченскую народную песню. В то время ей было пятнадцать. Идрис познакомился с ней, стал навещать – в Турцию он ездил по нескольку раз в год. Хамилла благосклонно принимала ухаживания пожилого, но состоятельного человека – внимательного и воспитанного. Идрис мог, не дожидаясь совершеннолетия девочки, склонить ее к браку, но не стал торопиться – чтобы лучше узнать Хамиллу, чтобы она почувствовала привязанность к нему. Этой историей счастливая супружеская чета любила делиться с друзьями и знакомыми. Но были ли они действительно счастливы, этого никто не знал. С каждым годом Хамилла хорошела, а Идрис неумолимо дряхлел.

Но что до того Ксану? Дом Идриса отличался гостеприимством, там собирались люди, контакты с которыми представляли для разведчика профессиональный интерес.

На этот раз хозяин встречал гостей один. У Хамиллы, как он объяснил, было недомогание, она просила передать всем свои извинения и самые добрые пожелания. Ксана отсутствие хозяйки не расстроило, зато Шантарский моментально скис.

Ксан ткнул приятеля кулаком в бок.

– Ты, вижу, нос повесил.

– Отстань, – огрызнулся Леонид.

– Не надейся. У тебя все на лице написано, работничек. Мне нужен помощник, а не сопляк-воздыхатель. Хочешь страдать, тогда иди домой. Если остаешься – делом займись. Вон, кстати, Ваха. Пошли к нему.

Шантарский недовольно тряхнул головой, но повиновался. Что ему оставалось? По правде сказать, отправляясь на прием к Дуррани, он меньше всего думал о работе, о порученном ему задании. Все мысли молодого человека занимала женщина, в которую он был влюблен как сумасшедший. Совсем недавно он добился того, что она ему, наконец, назначила встречу – в одном из городских парков, где вечерами всегда было людно и легко было затеряться среди густых деревьев и гуляющих парочек. Там у Шанатарского и чеченки состоялся откровенный разговор.

Когда Леонид заговорил о любви, она рассмеялась.

– Вы забавный… Решили соблазнить меня. Или завербовать?

Шантарский быстро нашелся. Он не имел права выдавать свою профессиональную принадлежность и попытался все перевести в шутку.

– Я не из разведки. С чего вы взяли? Но ради того, чтобы завербовать такую женщину, как вы, вступил бы туда, не задумываясь. – Леонид старался придать своему голосу максимум доверительности. – С вами мне хорошо и просто. Поэтому говорю прямо и честно – я влюбился. Думал, такое со мной уже не случится.

Он обольщал Хамиллу грубо, прямолинейно, отлично зная, что такого рода подход срабатывает чаще, нежели «тонкие» методы. Но она не стала его обнадеживать.

– Вам следует остановиться, Леонид.

– Почему?

– Вы ставите меня в неудобное положение. Меня в Исламабаде знают. У меня уважаемый супруг. Я веду активную общественную деятельность. Меня приглашают министры, члены парламента…

– Зачем же согласились со мной встретиться?

– Чтобы попросить – оставьте меня в покое. Так будет лучше. Мы с Идрисом хотим сотрудничать с вашим посольством, делаем все от нас зависящее для сближения наших стран, надеемся на вашу поддержку в улучшении положения чеченских иммигрантов. Не нужно все это разрушать.

– Вы правы, – чувствуя, как его переполняет отчаяние, произнес Шантарский. – Но я ничего не могу с собой поделать…

– Думаю, сможете. Вы мужчина, должны понимать, что не всякая женщина станет бросаться к вам на шею. Тем более, чеченка. Русские оставили в Чечне кровавый след.

– Но вас же там не было!

– Главное, что я чеченка. Все, что происходило там – и моя боль.

Шантарский гневно воскликнул:

– А что творили басаевы и радуевы?! Это не кровавый след?! Это не ваша боль?

Отвернувшись, Хамилла помолчала, потом сказала:

– Уходите, пожалуйста, уходите.

Вспоминая этот разговор, Шантарский думал о том, что, хотя его прогнали, между ним и чеченкой установилась какая-то тонкая, незримая связь. Это обнадеживало, и он мечтал увидеть ее снова, переброситься парой слов. Теперь же, выяснив, что Хамиллы не будет, Леонид был обескуражен, почувствовал себя обманутым.

Им с Ксаном понадобилось не меньше десяти минут, чтобы пройти сквозь толпу жующих, пьющих и оживленно беседующих гостей. Приходилось останавливаться, здороваться, перекидываться словечком, шутить, улыбаться, отпускать комплименты. У приема свои правила – молча обходить публику не принято.

Ксан с облегчением увидел, что Шантарский взял себя в руки, принявшись успешно развлекать публику. У него всегда были припасены занимательные истории, анекдоты, а когда речь заходила о политике, он поражал собеседников своей информированностью. Закулисные интриги в парламенте и президентском секретариате, любовные интрижки местных правителей, разные «скелеты» припрятанные в их вместительных «шкафах». Все он знал и обо всем судил – хлестко, с юмором. При этом знал что, кому и как можно рассказывать, чтобы попасть в точку и не нарваться на неприятность.

Тем, кто скептически относился к пакистанской политике и ситуации в стране, он мог слить информацию о личном состоянии президента, источниках его богатства, принадлежавших ему фирмах и компаниях, и даже нашептать кое-какие сплетни о его альковных делишках. Индийцы с усиленным вниманием «наматывали на ус» сообщение о поставках российских двигателей для пакистано-китайских истребителей. Эти данные хоть и не были секретными, Москвой не афишировались, вполне могли сойти за таковые и отлично годились для «подкармливания» нужных контактов, то есть лиц, которые могли стать полезными источниками информации…

С пакистанцами можно было поделиться своим отношением к индийцам. Пускай они близки с Россией, но раздражают своим высокомерием, амбициями и уверенностью, что имеют монопольное право на «русскую дружбу». Представляете, вещал словоохотливый Шантарский (будто хлебнул лишнего), этот Викрам Мисри заявил, что мы не можем продавать вам наши вертолеты! Почему же, спрашиваю я? А потому, отвечает он, что мы друзья! Но ведь англичане и американцы продают вертолеты и самолеты, да и вооружения обеим сторонам кашмирского конфликта! Почему же нам нельзя? А вот нельзя, упорствует Мисри, потому что мы друзья! Что за логика, а?

Мисри был первым секретарем посольства Индии, курировал внешнюю политику и ревностно отслеживал все связи России и Пакистана. В Дели переживали всякий раз, когда Москва поставляла Исламабаду вертолеты семейства «Ми» (особенно в военном исполнении), и ставили этим поставкам палки в колеса.

Зато с Мисри и другими «индусами» (не все индийцы были индусами, но русские упорно величали их именно так) можно было обсудить вопросы продажи Пакистану вооружений из европейских стран или Китая, козни пакистанского Объединенного разведывательного управления (сокращенно – ОРУ) и другие, не менее занятные темы.

Ксан ассистировал Шантарскому, не уступая ему в умении заинтересовать собеседника коротким разговором, а после прервать его так, чтобы тот не обиделся.