Опустошение Баала - Гай Хейли

— Убирайся из моего разума! — выплюнул Мефистон.

Выталкивая чужачку, он успел яснее почувствовать ее. Одна из их касты танцоров, Арлекин.

— Ты меня видишь! — засмеялась она и ускользнула прямо через бушующую битву, оставляя за собой след из разноцветных ромбов.

Воины продолжали драться, хотя конец близился. Чудовищное небо рухнуло. Огонь и смерть прокатились по равнинами Кадии, уничтожая все.

Пирокластическое облако накрыло Мефистона. Будь он здесь во плоти, то погиб бы мгновенно, несмотря на всю свою силу. Пламя обожгло его душу, вышвырнув дух на следующий уровень бытия.

Его окутали тени, обездвижили, словно труп, плотно завернутый в саван. Мефистон сопротивлялся холодному давлению, лежа на спине и не в силах пошевелиться. Тьма разорвалась, и он поднялся над горящими песками, воспаряя в огненное небо над адской равниной. Горы черепов взмывали на невообразимую высоту. Реки крови и пламени прорезали ущелья в белых пустынях из размолотых в пыль костей, а с неба сыпался густой пепел: частицы душ, еще горячие от кузниц богов.

Повсюду сражались друг с другом рогатые демоны, и битвы их были старше самого времени.

Хотя это место казалось материальным и прочным, на самом деле оно не существовало в царстве плоти. Здесь душе Мефистона грозила смертельная опасность, ибо он проник глубоко в варп, в земли крови. Осмелься любой другой псайкер явиться во владения Кхорна, пусть даже в видении, и его поглотили бы ярость и ненависть, его душу разорвали бы на части. Для сынов Сангвиния этот риск был особенно велик.

Но ничего подобного не происходило с Мефистоном. Его душа уподобилась ледяной колонне в мире пламени. Он не ощущал страха. Вместо этого он послал мысль.

«Почему я здесь?»

— Потому что должен здесь быть, — прошептала эльдарка в его разуме.

Невидимый, Мефистон шел над миром бесконечной войны. Демонические создания и души обреченных людей яростно сражались друг с другом. Сталкивались армии. Выходили на поединки одинокие воины. Он видел, как распадаются войска, как соратники бросаются один на другого прежде, чем успевает застыть биение пульса их поверженных врагов.

— Вперед, сказала эльдарка. — Не бойся, ты под зашитой — пока. Шелковистый смех, жестокий, точно пустота космоса, нежно коснулся его разума.

Дух Мефистона приблизился к горам, сложенным из черепов столь гигантских, что он не мог и вообразить существ, когда-то носивших их. Горы стояли близко друг к другу, и Мефистон пролетел между ними по узкому ущелью со стенами, усеянными пещерами-глазницами и провалами носов, где звероподобные крылатые создания дрались за обрывки смертных душ.

— Вперед, — сказал голос. — Не мешкай, сын крови. Ты должен увидеть прежде, чем заметят тебя.

Ущелье вывело на равнину, что тянулась, казалось, бесконечно. На ней сражались два огромных демонических воинства: одно — красное, второе — черное. Солдаты обеих армий выстроились бесчисленными легионами. Отдельных воинов не существовало, лишь яростно сталкивались два противоборствующих моря разных цветов. Непостижимые механизмы и причудливые бронированные машины — частью из плоти, частью из железа, — вели бой среди чудовищных толп, и залпы их орудий звучали неумолчными раскатами грома над резким звоном миллиардов клинков. Но ужаснее всего оказались генералы армий. Великие кровожады Кхорна парили над своими слугами, хлопая кожистыми крыльями. Сконцентрированная ярость, обретшая волю, они сходились в поединке, кружась в небесах, и крики их ненависти заглушали выстрелы пушек. Сердце Мефистона отзывалось. Проклятие, которое он подавлял, поднялось в нем. Бытие здесь означало боль. Оно же означало радость. Только льющаяся кровь могла облегчить его страдания и усилить наслаждение. Жажда иссушала, ярость терзала, они сражались за его разум, и внутренняя борьба идеально отражала происходящее внизу: красное против черного.

Он приблизился к центру схватки, где огромный клин демонов с красной кожей проник глубоко в ряды черного войска. Гигантские башни, закованные в бронзу, перемалывали плоть и катились вперед, изрыгая из причудливых пушек пороховой дым.

На самом острие строя сражался ужаснейший кровожад, один из восьми наместников Кхорна, наделенный силой восьмижды восьми. Бесчисленные множества тварей, и ни один человек не мог знать каждого из них, но это создание, облаченное в бронзовую броню, с обезьяньим лицом и огненным дыханием, было известно всем наследникам Сангвиния, кому позволено постичь истины варпа.

— Ка’Бандха, — выдохнул Мефистон.

— Не называй его имя, — предупредила эльдарка. — Ты подвергаешь нас опасности.

— Тогда зачем я здесь? — спросил Мефистон.

Словно отвечая ему, Ка’Бандха запрокинул голову и взвыл в великой ярости, сотрясшей землю, и небо ответило раскатами грома. Лавина черепов покатилась со склона горы, похоронив заживо тысячи воинов. Гнев пылал в груди Мефистона. Он хотел спуститься, хотел крушить, рвать и резать всех на своем пути.

— Я должен уйти немедленно, иначе потеряюсь. Отпусти меня, ксенос.

— Еще не сейчас! Смотри!

Мефистон поглядел вдаль. Титанический огненный топор расколол желтое небо. Трещина рассекла мир от небес до глубин. Через нее сиял холодный свет звезд реального космоса.

— Путь открывается. Проклятие Ангела грядет.

Ка’Бандха взревел снова, заражая яростью всех, кто слышал его крик. Мефистон всеми силами пытался контролировать себя. Он заставил себя наблюдать, хотя вздымающаяся волна гнева грозила поглотить его разум.

Над разломом вспыхнул образ ангела из алого пламени, и его крылья заполнили небо. Воздух вокруг него дрожал от жара. Его меч пылал.

Мелодичный голос эльдарки прозвучал в ухе Мефистона, так близко, что он почувствовал ее дыхание.

— Держись стойко. Смотри до конца. Владыка людей возвращается. Не упади, не упади! Держись, Мефистон-двоедушец. Наступает время конца и время начала.

Падающий занавес света оборвал видение, и Мефистон рухнул и понесся в вечность.

Владыка Смерти вернулся к жизни полным ярости. Он безотчетно вцепился во внутреннюю обивку саркофага, раздирая ее. Оборудование ломалось, рассыпая искры. Бархат разлетался клочьями. Ногти оставляли борозды на мягкой кости. Крышка саркофага дрожала под безумным напором. Пищали и свистели тревожные сигналы. По усыпальнице разлетелось эхо от звона огромного колокола, столь громкое, что гроб завибрировал, как от ударов.

Мефистон не замечал созданного им хаоса. «Выбраться, выбраться!» — билось криком в его мыслях, хотя изо рта вылетал только бессловесный рык. Механизмы, удерживающие крышку гроба закрытой, скрипели от усилий. Какими бы мощными ни были замки, они не могли противостоять его подпитанной варпом силе.

Мефистон ударил мощью разума, послав в саркофаг алую волну энергии.

Хрустнув, костяная крышка раскололась надвое и рухнула на пол платформы. Одна ее половина осталась болтаться на вывороченных пневматических петлях, вторая проскользила по разлившейся крови и сорвалась в пустоту, грохоча о стены шахты на пути в неведомые бездны либрариума.