Мятежный лорд - Виктория Балашова

Вечером опасения Терезы оправдались: Джорджа не следовало отпускать в Ливорно. Выглядел он заболевшим. Его трясло, он чувствовал то жар, то холод.

– Не волнуйся, дорогая. Зато я проплыл более трех миль. Представь себе, доплыл до самой шхуны. Солнце пекло нещадно, но мне стало легче. Лихорадка для меня не новость. Пройдет, – стуча зубами и кутаясь в теплый халат, уверял Терезу Байрон. – Сейчас выпью джина и полегчает.

Есть он отказался, и лишь пил стакан за стаканом джин, слегка разбавляя его водой. За врачом Джордж посылать не позволял, уверяя окружающих в легкости заболевания. К полуночи кожа на его теле начала слезать, местами превратившись в огромный волдырь. Плечи и спина особенно пострадали от совместного воздействия солнца и моря, и лежать в постели стало для Джорджа сплошной мукой. Несмотря на продолжавшиеся с его стороны протесты, Тереза поклялась отправиться на следующее же утро за врачом.

– Все равно лечь в постель невозможно, – провозгласил Джордж и предложил Трелони послать за закусками и вином.

– Вы точно себя нормально чувствуете? – недоверчиво спросил Эдвард.

– Не волнуйтесь за меня. Когда придет время разделить участь Уильямса и Шелли, уверяю вас, мой друг, Господь не посмотрит на то, пью я в этот момент или спокойно сплю в постели.

Даже утром, когда Тереза вернулась от врача с мазями от солнечных ожогов, Трелони и Байрон не спали. Они продолжали беседовать о бренности бытия, вспоминая, как горели тела их друзей, не в силах остановиться и стереть из памяти пережитое. Им доставляло какое-то сладкое удовольствие, смешанное с болью, снова и снова возвращаться к картинам двух минувших дней, обсуждая каждую деталь кремирования. С огромным трудом Тереза заставила Байрона подчиниться и позволить ей намазать мазью обожженные места.

– Солнечные ожоги имеют прекрасный омолаживающий эффект, дорогая. Зря ты беспокоишься. Увидишь, скоро сойдет старая, ненужная кожа, а на ее месте появится новая, гладкая, как у младенца.

Тереза не отвечала, а только качала головой, продолжая наносить мазь. Но спокойно закончить свою работу ей не дали: послышался стук в дверь. Гостей не ожидали. Впрочем, к Байрону часто заходили без приглашения, поэтому стук не удивил. На пороге возник Томас Медвин, кузен Шелли, улыбаясь во весь рот.

– Сначала к вам решил зайти, – объявил он, не замечая замешательства. – Загадал, встречу ли здесь Перси или придется перейти реку, – Томас шутил, и присутствовавшие понимали, что он ни о чем даже не подозревает. По растерянным взглядам он все же догадался: что-то случилось. – Вы странно выглядите. Джордж, вы плохо выглядите. Я не вовремя. Вы больны, – пробормотал Томас.

– По сравнению с Перси я в отличном состоянии, – Джордж оглянулся, словно в поисках кого-нибудь, кто помог бы ему достойно выйти из создавшейся ситуации.

– Что вы имеете в виду? – задал закономерный вопрос Томас.

– Пройдемте. Зачем стоять в дверях? У нас тут и стол накрыт, – ушел от прямого ответа Байрон и показал пример, зашагав в сторону гостиной.

Остальным только и оставалось, что последовать за ним.

– Перси вместе с капитаном его шхуны попали в шторм восьмого июля, – заговорил Байрон, усевшись за стол и налив себе джина. – От лодки ничего не осталось, как и от Перси, – язык у него немного заплетался, но он старался говорить четко и внятно. – Ничего не осталось, кроме сердца. Оно никак не хотело гореть…

– Гореть? – недоумение Томаса не уменьшалось, а росло с каждой минутой.

– Мы кремировали их тела. Так было нужно. Да и хоронить безбожника Шелли тут, в Италии, не желали, – объяснил Джордж. – Вот мы с Трелони и взялись за дело. Ждали разрешения, а вчера и позавчера проделали то, что требовалось. Вы немного опоздали, а то попали бы на незабываемое представление.

– Что ты говоришь, Джордж! – не выдержал Хант. – Ужасающая процедура! Никому бы не пожелал!

Томас переводил взгляд с одного человека на другого.

– Перси умер? – он не мог поверить в сказанное. – И я опоздал на похороны?

– Вы опоздали на кремирование, не более, – уточнил Джордж. – Прах Уильямса жена повезет в Англию, а Перси похороним здесь, в Италии.

Немного придя в себя от обрушившихся на его голову новостей, Томас начал расспрашивать подробности. Все говорили наперебой, и шум стоял в комнате невыносимый. В рассказах смешались в безумном круговороте предчувствия Шелли и Клер, привидения, которые бродили по жилищам Байрона и Перси, последний день, проведенный друзьями вместе, поиски Трелони и, наконец, сжигание тел на берегу моря.

– Как вы справились, Джордж? – спросил Томас. – Ужасный опыт! Немудрено, что вы заболели! После такого не сойти бы с ума!

Байрон хмыкнул и тут же скривился от боли: в знак утешения Медвин прикоснулся к облезавшему плечу.

– Заболел я по иной причине, мой друг. Захотелось поплавать, знаете ли. Пекло солнце. Вот я и сгорел. Мои мучения, однако, не идут ни в какое сравнение с муками Перси. Он сгорел в огне и, в отличие от меня, ему не обрасти новой кожей.

Женщины за столом не присутствовали, и кидать неодобрительные взгляды на беседующих было некому. Ли тоже удалился, сославшись на головную боль. Последние дни его вымотали, и продолжать беседу он не стал, боясь, что в итоге тронется рассудком, за который он и так опасался.

– А что с вашими планами, Джордж? – Медвин перешел на другую тему. – Как ваши итальянские друзья? Где брат и отец графини?

– Не так все просто, как хотелось бы. Гамба официально высланы. Они живут неподалеку, но вынуждены каждый день просить продлевать им разрешение. Думаю, мы переедем в Геную. Сейчас некогда заниматься переездом, но скоро придется. Опять же деньги задерживают из Англии. Но я продолжаю писать «Дон Жуана», и с Ли готовим первый номер «Либерала». Там много будет моего. Не лучший способ продвигать журнал, доложу вам. Я предупредил Ханта: нынче мое имя не поможет ему. Только деньги, которые я выделил на издание.

Томас остался ночевать у Байрона. И без того шумный, переполненный людьми дом обзавелся новым жильцом. Останавливаться у Мэри Шелли Медвин не стал, посчитав ситуацию неловкой, – после смерти Перси Мэри, Клер и Джейн остались без мужчин, присутствие которых позволило бы Томасу переехать к ним без ущерба для их репутации.

Джордж по-прежнему занимал второй этаж, как в Ливорно. Ханты суетились всей семьей на первом, где также обитал Трелони, смирившийся со своей участью, которую теперь разделил с ним Томас Медвин. Распорядок дня не менялся: Джордж вставал к обеду, завтракал и принимался за работу. Он много писал в те дни, стараясь поменьше думать о смерти друга. Вечерами, правда, он постепенно перестал выезжать на традиционные прогулки верхом. Вместо этого Джордж сидел в гостиной со стаканом джина. Он очень мало ел, много пил и в лучшем случае писал. Тереза переживала, но ее усилия пошли на пользу лишь его здоровью: лихорадка пошла на спад, на месте ожогов появлялась белоснежная кожа…