Змеи в раю - Леена Лехтолайнен

Вошел Эки, неся тарелку с булочками. Он был невероятным сладкоежкой и постоянно жевал что-нибудь. Несмотря на любовь к сладкому, он был довольно подтянутым, никакого живота, да и лысина не просматривалась под зачесанными набок темными волосами. И все же было в нем что-то простое, деревенское — плечи дорогого костюма обсыпаны перхотью, красное лицо, резкий голос. Видимо, эта внешняя простота и облик «своего парня» и внушали доверие, привлекая к нему клиентов.

За чашкой кофе мы еще раз детально разобрали ситуацию. Эки засунул в рот четвертую булочку и задумчиво произнес:

— На мой взгляд, здесь многое зависит от судьи. Сочтет он эти доказательства достаточными для заключения Киммо в тюрьму или нет? Вот в чем вопрос. Но ты, конечно, считаешь, что их недостаточно.

— Да, считаю. К тому же я знаю Киммо, он не относится к породе убийц.

— Это, конечно, здорово, что ты веришь в невиновность своего подопечного. А вот я в этом не так уверен. Понимаю, они тебе почти родственники, хотя священник вас с Антти еще не благословил. Но насколько хорошо ты действительно знаешь эту семью? В свое время я довольно долго принимал участие в судьбе Санны. Ее несколько раз задерживали за езду в пьяном виде, как-то раз даже забрали в вытрезвитель, а однажды привлекли за хранение гашиша. Так что мне пришлось попотеть, чтобы она не попала в тюрьму. Потом, когда она погибла, Аннамари кричала в истерике, что ее убил ее парень Руостеенойя, его следует взять под стражу. Парень от этих обвинений чуть с ума не сошел — ведь он был тогда совершенно пьян и даже не понимал, что Санна зашла в море. И для Киммо это было очень тяжелое время — Арми помогла ему прийти в себя. А Аннамари после случившегося всю весну пролежала в больнице.

— И как все это связано с виновностью Киммо? — прервала я его.

— Я рассказываю тебе об этом, чтобы ты поняла: все Хяннинены очень неуравновешенные люди. Тем более трудно понять, что может прийти в голову такому человеку, как Киммо, когда он… — Эки огляделся вокруг, пытаясь подобрать правильное выражение, — когда он так сексуально возбужден. Может, он даже не понимал, что душит девушку, пока она не упала к его ногам мертвая.

— Иными словами, ты утверждаешь, что, возможно, Киммо лжет, когда говорит, что не помнит, что произошло? И что ты предлагаешь нам делать? Ты согласен с тем, что если мы хотим освободить Киммо, то в первую очередь должны указать на несостоятельность собранных полицейскими улик, а затем найти доказательства того, что это сделал кто-то другой, — произнесла я, как примерный ученик на экзамене.

Мы решили, что до завтрашнего дня мне следует опросить как можно больше родственников Арми, а Эки постарается найти дыры в системе обвинений полицейских.

— Давай позвоним Эрику, сообщим, что ты придешь побеседовать с ним. — Эки по памяти набрал телефон Хельстрема. На том конце провода ответили, и Эки вкратце изложил суть дела. Мне очень нравилась манера моего шефа мгновенно приступать к решению вопроса, не откладывая дело в долгий ящик.

— Эрик дома, можешь отправляться. Возьмешь «хонду» или поедешь на велосипеде?

Я решила оставить единственную машину компании в гараже и отправиться на велосипеде, а заодно и подумать по дороге над вопросами, которые хотела бы задать Хельстрему.

Хельстрем ждал меня на балконе своего дома.

— Дверь открыта, — услышала я его слегка дребезжащий голос.

Видимо, он был уверен в том, что я сама найду дорогу наверх. Хельстрем выглядел испуганным. Видимо, я ошиблась, думая, что он спокойный человек. Согласно существующему стереотипу врачи и священники должны сохранять спокойствие перед лицом смерти, но мой опыт в полиции говорил, что это далеко не всегда так.

Я зашла в полутемную прихожую и поднялась по крутым ступенькам наверх. Эрик ждал меня в просторной светлой гостиной.

За последнее время я побывала во многих хорошо обставленных гостиных зажиточных жителей Тапиола, но обстановка этой комнаты превзошла все виденное мною ранее. Я не очень разбираюсь в античной мебели, но сразу поняла, что вижу перед собой истинные шедевры старинного мебельного производства. Я озабоченно оглядела свои бриджи — нет ли на них следов велосипедной смазки и грязи. Мне стало гораздо легче, когда хозяин предложил расположиться на балконе.

— Давайте побеседуем здесь. По этому переулку редко ездят машины, так что шум нам не помешает. Что ты — мы можем перейти на ты? — хочешь знать?

Хельстрем закурил сигарету. Я заметила, что указательный и средний пальцы у него желтоватого цвета, как у курильщика со стажем. А зубы, наоборот, сверкали белизной. Возможно, раньше они тоже имели желтоватый оттенок, но имидж преуспевающего врача, вероятно, предполагает белоснежные зубы и широкую улыбку.

В остальном Хельстрем производил впечатление очень представительного господина. Он был стройным, атлетически сложенным мужчиной с внимательными карими глазами. При других обстоятельствах он был бы весьма привлекателен, но сейчас весь его облик пронизывало с трудом скрываемое волнение. Я вспомнила оценивающий взгляд, которым он окинул меня на вечеринке пару дней назад, и чувство симпатии к нему постепенно улетучилось.

— Ты мог бы рассказать мне об Арми? Каким она была человеком? Хорошим ли была работником?

Мне было не очень комфортно говорить Хельстрему ты, хотя среди людей этого круга было не принято обращаться на вы. Такое ощущение возникло не потому, что он был ровесником моего отца, и не потому, что от крупного мужчины с благородными седыми висками исходило ощущение власти. В нем было что-то неприятное, чужое, и мне не хотелось обращаться к нему на ты, как к хорошему приятелю. Я понимала, что эта антипатия возникла позавчера на вечеринке, и злилась на себя за то, что реагировала на такие вещи.

— Арми была прекрасным человеком и очень аккуратным, исполнительным работником, — прозвучал взвешенный ответ. Хельстрем держал в руке зажженную сигарету, пепел сыпался на светлый пол балкона, но, кажется, он этого не замечал.

— А где находится твой медицинский кабинет?

— В медицинском центре на площади Хейкинтори. Это небольшое медицинское учреждение; кроме меня, там принимают еще несколько врачей-специалистов.

— Арми работала в приемной именно кабинета, верно?

— Да, но она не просто сидела на приеме и записывала больных. Арми же была медицинской сестрой, специализировавшейся на женских болезнях. Она была моим помощником. Конечно, при этом она еще записывала пациентов на прием и вела некоторую другую рутинную работу.

— Значит, она довольно много общалась с приходящими пациентами?

— Сейчас принято говорить «клиенты», а не «пациенты». — Хельстрем аккуратно стряхнул крошки серебристого пепла с шерстяных брюк бутылочно-зеленого цвета. — Арми была веселой и довольно беззаботной девушкой, она очень легко находила общий язык с людьми. По мнению многих, она была даже слишком фамильярной.

— В смысле?

Похоже, Хельстрем на мгновение задумался: стоит ли говорить о мертвых критически, — но все же решил продолжить: