Любовь с призраком - Алена Белозерская

— Зачем вернулась? — жестко спросила Людмила и потянулась за бокалом.

Ирина выхватила его, не дав матери взять бокал в руки.

— Я позвоню Артуру, скажу, чтобы приехал за тобой, или вызову такси. Выбирай.

— Бурмистров уже звонил. Он скоро будет здесь. Отдай, — потребовала Людмила.

— Пожалуйста, пей. Мне все равно, — Ирина с грохотом поставила бокал на стол. — Я иду к себе.

— Останься, — жалостливо попросила Людмила. — Неужели ты меня никогда не простишь?

Ирина непонимающе посмотрела на нее.

— Ты ни в чем передо мной не провинилась, — сказала она наконец, присев рядом с матерью.

Людмила склонила голову ей на плечо:

— Я лучше знаю, где ошиблась.

— Мне не нужна твоя исповедь. Оставь ее при себе.

Ирина поднялась и отошла в сторону.

— Поэтому ты здесь? Дома Артур не позволил бы тебе напиться?

Ирина с сожалением посмотрела на мать. В ее душе появилось ощущение, будто она извиняется перед самой собой за поведение Людмилы. Весьма гадкое чувство, учитывая, что она ни в чем не была виновата.

— Кремируй меня после смерти, — внезапно сказала Людмила.

— Что?! — разозлилась Ирина. — Какая смерть?! Да у тебя здоровье железное! Пьешь, куришь, неизвестно когда и что ешь, не спишь, но при этом никогда не болеешь. Я даже не помню, чтобы у тебя когда-нибудь хоть насморк был! И ты умирать собралась?! Да ты любого переживешь! Все! Хватит с меня смертей! Ненавижу смерть и разговоры о ней! — выкрикивала она, не обращая внимания на пристальный взгляд матери, и успокоилась, лишь когда раздался звонок в дверь.

— Забирай ее, — вместо приветствия сказала Ирина приехавшему за пьяной матерью отчиму.

— Здравствуй, дорогая.

Бурмистров решил быть вежливым и протянул ей руку. Ирина мгновенно смягчилась, услышав теплые нотки в его голосе.

— Здравствуй, Артур, — она слегка коснулась пальцами его теплой кожи и тут же убрала руку. — Увези ее, пожалуйста. Не хочу видеть ее в таком состоянии. Думала, что она изменилась за то время, что мы не виделись. Ошиблась.

— Люда тоже предполагала, что ты оттаешь, — усмехнулся он.

— Не заставляй меня говорить грубости.

— Не оттаяла ты, наоборот, еще большей коркой льда покрылась, — сказал Бурмистров и оскалился. — Ты изменилась. Но, поверь мне, изменения не пошли тебе на пользу.

Шатаясь, Людмила вышла в коридор, где уже явно намечалась ссора между отчимом и падчерицей.

— Как же вы меня бесите, — сказала она. — Оба. И ваша ненависть друг к другу — убивает.

— Когда ты успела так налакаться? — Бурмистров повел жену к выходу, приговаривая на ходу: — Но ничего. Я тебя приведу в порядок. Сварю кофе…

Людмила повернулась к Ирине и выкрикнула:

— Ты ведь к нему приезжала?! К нему?!

Ирина со злостью захлопнула за ними дверь. Прошла в гостиную и взяла в руки недопитую бутылку вина.

— К нему, — ответила она уже ушедшей матери и глотнула прямо из горлышка. — К кому же еще? Или ты думаешь, что к тебе?!

Дмитрий Каманин с нетерпением ожидал, когда Георгий закончит разговор с нотариусом и начнется действо, ради которого, собственно, и собрались родственники и самые близкие друзья умершего. Марта Степановна и Виктория сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу. Карулин стоял недалеко от них и с тем же любопытством, что и Дмитрий, поглядывал на тихо беседующих в стороне мужчин. Как ни пытался Дмитрий подслушать их разговор, ничего не выходило: до него долетали лишь обрывки фраз, но они не давали ему возможности вникнуть в суть их рассуждений. И тем не менее разговор был серьезным, потому что Заимис сперва заметно побледнел, а потом кожа его местами приобрела синюшный оттенок. Такое случалось с ним очень редко, только в те моменты, когда он был чрезвычайно зол или обеспокоен чем-то. Дмитрий осторожно подсматривал за ним. Щупленький, с большим крючковатым носом и длинными волосами, собранными в тонкий хвост, Георгий за все годы их знакомства не изменился ни на йоту. Всегда он носил короткую, аккуратно подстриженную бородку, такую же белую, как и его волосы, и серый костюм. Шею укутывал шарфом. И если цвет его костюмов оставался постоянным, менялись лишь оттенки серого, то в выборе шарфов Георгий проявлял завидную фантазию: эта деталь его гардероба многих поражала буйством и богатством красок. Сейчас, учитывая трагичность момента, на нем был простенький черный шарфик, с небрежной элегантностью спускавшийся на грудь.

Покойный Егор Викторович называл своего друга «Казановой всея Руси»: уж очень тот любил позировать и производить впечатление своей необычной для мужчины пенсионного возраста внешностью. Дмитрий задумался над тем, почему у Георгия никогда не было семьи? Он категорически был против женитьбы, считая ее скучной и непродуктивной тратой времени. О детях отзывался с той же непримиримостью и как-то заметил, что если у него где-то и имеются отпрыски, о которых ему, слава богу, ничего не известно, то все они являются ошибками его молодости, плодами беспутства и отсутствием должных знаний в области контрацепции. Несмотря на это, Георгий был очень привязан к Виктории, единственной дочери своего друга, да и к Марте относился сердечно и внимательно. Но самое главное — он умел хранить чужие тайны, и ему доверяли все, начиная от Егора Викторовича и заканчивая экономкой Женечкой, которая мужчин терпеть не могла, зато в присутствии Георгия таяла так же быстро, как леденец во рту. Заимис был живым кладезем секретов Азаровых, что давало ему огромную власть над ними. Однако он не пользовался ею, предпочитая оставаться просто другом и поверенным.

Дмитрий повернулся к жене. Виктория вытирала лившиеся по ее щекам слезы. Из всех, находившихся в этой комнате, она была единственным человеком, остро и безнадежно переживавшим смерть Азарова. Остальные вели себя сдержанно. Даже Марта удивила Дмитрия своей холодностью и спокойствием, хотя, казалось, именно она и примется стенать и заламывать руки в рыданиях по горячо любимому мужу. Мысли Дмитрия снова вернулись к жене и к тому моменту, когда она вручит ему бумаги о разводе. Если бы не эта несвоевременная кончина Азарова, они уже давно обсуждали бы варианты раздела имущества и наконец разошлись бы, перестав мучить друг друга.

Разговор между мужчинами закончился. Заимис в раздражении сорвал с шеи шарф и бросил его на диван. Затем присел в кресло, сложил руки на коленях и принял вид крайней усталости. Карулин подошел к нему и низко наклонился. Заимис сказал ему несколько слов, Карулин покачал головой и присвистнул. Дмитрий окончательно извелся от любопытства.

— Господа, — сказал нотариус, нацепив очки на нос, — начнем.

Он взял в руки исписанный лист бумаги и зачитал следующее:

— «Я, Азаров Егор Викторович, настоящим завещанием делаю следующее распоряжение. Первое. Из принадлежащего мне имущества моей жене, Азаровой Марте Степановне, завещаю жилые дома, — далее нотариус внятно назвал адреса, — также одну третью долю средств, находящихся на следующих счетах…»