Лола и единственная свидетельница - Изабель Абеди

— Метание ножей — это такой вид спортивных единоборств, — объяснил Алекс. — Я недавно видел соревнования на «Ю-тубе».

— Не знаю, не знаю… — пробормотала я, разглядывая черепки с надписями на «словарном дереве».

Больше всего мне нравились «Сердцебиение капли росы» и «Ликер слез», но сейчас прямо над моим носом висел «Ночной разговор судьи в полях». Я его никогда раньше не замечала.

— Скорее всего, он вспарывает животы крысам, — сказала я. — И проводит над ними зверские эксперименты.

Фло, закончив устраивать в саду маленький вольер для хомячка Хармса, поморщилась. А потом покачала головой:

— Не верю. Может, он был пьян? Или увидел привидение и испугался?

— Ему явился какой-нибудь зловещий дух! — подхватил Сол замогильным голосом. — Моя прабабушка из Кито постоянно видела духов, и с ней вечно случались жуткие истории.

— Расскажи! — оживилась Фло.

Сол смахнул с лица длинные волосы.

— В ее спальне, — начал он страшным шепотом, — в каждое третье воскресенье месяца ровно в три часа ночи выходила из стены мертвая монахиня. Этот беспокойный дух садился на бабушкину кровать и приказывал ей читать молитвы.

— Врешь ты все! — отмахнулся Алекс.

— Не хочешь — не верь, — Сол бросил в рот фруктовую конфету-шипучку, и та зашипела и защелкала, словно маленький фейерверк. — А однажды ночью прабабушка шла босиком по полю, — продолжал он. — Стояло лето, было очень тепло, но вдруг она почувствовала, как на ноги веет смертельным холодом. И тут из-под земли появилось что-то жуткое, большое и черное, похожее на человека без головы. Бабушка схватила палку и ударила привидение. Вот так… — Сол схватил мой костыль и принялся размахивать им, словно палицей. Мы немного посмеялись.

— Крысолов не такой жуткий, — заметила я, но на всякий случай нащупала руку Алекса.

Вообще-то от историй про духов всегда мурашки по спине, даже когда стоит день и светит солнце. Правда, сегодня у меня было хорошее настроение, ведь я проснулась оттого, что кто-то бросил камешек в мое окно. Но тут мне придется вернуться в своем рассказе назад.

Настоящие писатели тоже так поступают. То есть, не камешки в окно бросают, а возвращают читателя к событиям, которые происходили раньше. Бабушка объяснила мне, что это называется ретроспекция. Например, мальчик родился на яхте в Бразилии, а в рассказе он появляется уже в возрасте двенадцати лет вместе со своей мамой. Но с ретроспекциями надо обращаться осторожно, иначе читатель запутается. Итак, я возвращаюсь к камешкам.

Когда сегодня утром я услышала стук в свое окно, то поначалу испугалась. Но потом подошла к окну и сразу успокоилась: на выступе стены стояла корзинка с одуванчиками, кучей жевательных резинок «Hubba Bubba» со вкусом колы — моих любимых, красным сердечком и запиской. В ней было написано:

Передаю тебе привет,

Тебя красивей в мире нет.

Подарок я тебе несу —

Bisou!

«Bisou» по-французски значит «поцелуй» и произносится «бису», потому и рифмуется со словом «несу». А-а-абажаю, когда Алекс пишет мне письма, особенно, когда он преподносит их так романтично!

Тут сверху послышался смех, а когда я подняла голову, то увидела в окне комнаты тети Лизбет самого Алекса.

— Я бы тоже к тебе спустился, — сказал он. — Но, боюсь, веревка не выдержит. Очень уж она тоненькая.

— Тогда можешь войти через дверь, — пригласила я.

Мы позавтракали на моей кровати, а в полдень вернулась с работы мама и с таинственной улыбкой сообщила, что у нее для меня сюрприз. Но какой именно — не сказала.

Осталось только добавить, что бабушка взяла мое письмо и пообещала переслать его в издательство, опубликовавшее книгу Франки Дюваль.

В общем, с ретроспекцией покончено, и я возвращаюсь в компанию своих друзей.

За это время к нам присоединился Энцо, который опять искал в Интернете информацию о своем отце. На нем была та самая знаменитая футболка с тараканом, и Сол при виде нее растянул рот до ушей.

— Класс! Знаешь, я мог бы привезти тебе из Кито несколько настоящих южноамериканских тараканов. Один, помню, сидел в ботинке у моего отца и был почти такого же размера, как твой.

Алекс поморщился, а я подумала, как бы перевести разговор на отца Энцо. Но он сам о нем заговорил.

Правда, начал Энцо издалека. С острова Зильт в Северном море.

— Кто-нибудь там бывал? — голос у него был как всегда бодрый, но улыбка показалась мне немного напряженной.

— Я, — ответил Паскаль. — С папой и Алексом. Осенью позапрошлого года.

Энцо погладил Хармса кончиками пальцев. Хомячок Фло не очень-то дружелюбен, но к «сводному брату» своей хозяйки испытывал полнейшее доверие.

— А вы знаете там кого-нибудь? — как бы равнодушно спросил Энцо, не сводя глаз с хомячка. Тот потихоньку перебрался на его руку и устроился там поудобнее.

— Почти никого, — сказал Алекс. — Вот только подруга моей маман там живет.

Энцо почесал за ухом. Уши у него не оттопыренные, как на фотографии его отца. Они маленькие и круглые, в левой мочке — серебряная сережка-колечко, а на ней болтается крошечный человечек. Это японский домовой, которого называют дзасики-вараси. Энцо купил его перед каникулами на блошином рынке и подвесил на серьгу.

— Дзасики-вараси — это добрые духи, которые охраняют дома, в которых поселяются, — объяснил мне Энцо. — Тем, у кого они живут, очень повезло. Они приносят в дом счастье и благосостояние. Но если их рассердить, они уходят, и на семью начинают сыпаться сплошные несчастья.

Серебряный человечек сверкнул на солнце, и я вспомнила этот разговор. После звонка Гудрун прошла уже неделя, и до сих пор ничего не изменилось. Может, она передумала? Или Фло ее неправильно поняла? В конце концов, связь была неважная.

— А почему тебя заинтересовал Зильт? — спросил Алекс.

— Частное расследование, — объяснил Энцо и откашлялся. — Речь идет о моем отце — Августе фон Шанце.

Я затаила дыхание.

— И что? Ты выяснил о нем что-нибудь?

— У него солидное состояние, — сказал Энцо. — Почти семь с половиной.

У меня даже челюсть отвисла.

— Миллионов?

— Нет, миллиардов.

— Ого-го! — воскликнул Сол. — Я помогу тебе искать! Да за такие деньги можно всю жизнь до отвала кормить половину Кито! Как это людям удается столько заработать?

— Мой отец заработал на зеленом горошке, — ответил Энцо. — Он наследник какого-то производителя консервированного горошка.

— Гороховый наследник, — хихикнула Фло. — Такое выражение вполне подошло бы для «словарного дерева»! Что еще ты узнал?

— Он коллекционирует гоночные яхты, на которых были поставлены знаменитые рекорды, — продолжал Энцо. — В статье о жизни немецких миллиардеров написано, что у него есть вилла в Кампене на Зильте, и что ванная там расположена в восьмиугольной башне. Еще