Тайна наложницы - Шахразада

И вновь, как было там, у Врат, ему послышался женский чарующий голос, что произносит какие-то слова, которые, сколько ни пытаешься, понять не можешь.

Конь прибавил шаг, и наваждение рассеялось. Впереди уже были ворота в дворцовый сад. Гостеприимно распахнутые, они ждали сына, решившего найти разгадку там, где и загадку-то мог найти лишь сведущий.

Вечером того дня, когда халиф решил начать свое послание (тоже дань укоренившейся за столетия традиции), в его покои вошел Гарун. Это был уже не тот Гарун, что просил бы отсрочить коронацию, а тот, что желал бы получить как можно больше мудрых советов перед тем, как сей день настанет.

– Батюшка, – юноша припал к ногам отца. – Я не прошу тебя отсрочить коронацию, как ты мог подумать. О нет! Странствие, пусть и недолгое, открыло мне глаза на многие вещи. Я вовсе не стремлюсь сесть на трон, как ты знаешь, ибо ты еще силен и мудр… Но понимаю, что традиции следует придерживаться хотя бы потому, что именно благодаря ей страна долгие годы живет в мире и процветании.

– Мальчик мой, – халиф с удивлением посмотрел на сына из-под кустистых бровей. Конечно, не этого ожидал он от юного наследника, столь внезапно появившегося в его, халифа, тайных покоях. – Воистину, ты прав. Традиции нашей страны нерушимы, и день коронации, назначенный однажды, перенести или отменить уже нельзя. Прав ты и в том, что именно силой традиций и держится сама наша держава. Однако я вижу, что ты пришел сюда с просьбой. Изложи ее без стеснения.

В этот миг халиф Мухаммад вспомнил, как сам когда-то готов был просить своего отца о том, чтобы коронация была перенесена лет на пять… или десять. Тогда ему, юному наследнику, хотелось отправиться в далекую полуночную страну, дабы насладиться несметными сокровищами природы и увидеть наконец огромных лохматых зверей, которые превратились в камень и теперь безмолвными громадами возвышаются там, где некогда паслись они сами и их предки. Но, увы, его отец был столь суров и непреклонен, что Мухаммад даже не решился заговорить об этом.

Теперь же все его поступки, и глупые, и умные, повторяет его сын. Ну что ж, должно быть, есть в этом некая высшая справедливость… Но если она действительно существует, то чего же пришел просить Гарун и почему таким почтением блещет его взор?

И халиф вновь посмотрел на сына. О, тот отлично понимал, что значит этот взгляд: так отец давал понять, что медлить более не следует.

– Мудрый мой отец, великий халиф, сердце и разум прекрасной нашей страны! Об одном я молю тебя: составляя письмо, которое в день коронации халиф непременно передает своему наследнику, не сдерживайся. Прошу тебя, дай мне как можно больше советов. И пусть ты, о счастье! здоров и силен, не всегда сможешь вслух или безмолвно подсказать, как следует себя вести. А вот твое письмо послужит мне подлинным учебником…

Всего мог ожидать халиф Мухаммад, но только не этой просьбы, такой странной для гордого Гаруна. Изумление было столь велико, что халиф изменил и своей обычной молчаливости.

– Отчего ты так переменился в своих желаниях, сын мой? Отчего теперь смиренно принимаешь самый факт передачи власти? Отчего не просишься в еще одно странствие, пока я своей волей не запер тебя в парадных покоях?

– Отец, – Гарун позволил себе улыбку, ибо сейчас ему самому был смешон тот глупец, коим был он, принц и наследник, еще совсем недавно. – Я вовсе не переменился и по-прежнему не горю желанием сменить любимую чалму на церемониальную шапочку. Однако теперь я куда лучше понимаю, что есть долг и на что следует тратить свою жизнь. А что есть лишь… детские капризы, не достойно даже упоминания.

– Это более чем удивительно, Гарун. Что же такое встретилось тебе в этой недолгой экспедиции?

– Всего лишь мой сверстник, который куда лучше меня знает, что есть долг и на что можно решиться во имя исполнения такового.

Халиф кивнул, подумав, что многих бед ему, Мухаммаду, удалось бы в свое время избежать, если бы на его пути встретился подобный сверстник.

– Я услышал твою просьбу, сын. И приложу все силы к тому, чтобы ее исполнить. Более того, если мне не удастся в этом объемном труде предусмотреть все возможные камни преткновения, то, полагаю, у мудрого юного халифа достанет решимости спросить совета у старого отца.

(Иногда даже халифы разговаривают с детьми как простые смертные.)

О, Гарун преотлично расслышал мягкую улыбку в словах отца. Он поклонился и произнес:

– Я не премину сделать это, повелитель! Более того, я готов спрашивать совета у мудрого халифа до того самого дня, когда он сам прогонит меня прочь.

Халиф Мухаммад улыбнулся. Аудиенция, чувствовал Гарун, заканчивалась. И следовало сказать еще что-то, дабы у отца не осталось и тени сомнения в благих намерениях сына.

– Да, отец, я приму титул и буду править до того дня, когда смогу передать бразды правления своему сыну или тому юноше, кого назову наследником престола.

– Благодарю тебя, мой мальчик! – Голос отца потеплел.

За Гаруном закрылись двери. Халиф, памятуя обещание, вытащил из бюро пучок перьев и полную чернильницу. И только сейчас понял, за сколь сложное дело взялся. Ибо как обозначить юному правителю все подводные камни, если не знаешь, как потечет река его жизни? Как дать совет накануне схватки, если еще неизвестно, будет ли сия схватка вообще и кто станет противником? И тогда халиф решил, что разделит неподъемную задачу на сотню мелких, какие под силу решить и самому халифу, и его советникам.

Итак, решено: каждый из советников должен будет описать то, с чем ему пришлось столкнуться за два десятилетия правления халифа Мухаммада. Пусть это будут даже описания перепалок на дворцовой кухне, советы, как украсить приемные покои для юной кадины накануне дня, когда она станет матерью наследника… Сотни страниц придется исписать каждому из тех, кому доверял Мухаммад. Зато Гарун не будет безоружен там, где возникнет надобность в быстром решении.

Одним словом, вместо одного объемистого учебника перед Гаруном в день коронации ляжет высокая их стопка. И каждое слово этих тетрадей будет более чем драгоценно, ибо там истинный опыт, а не пустое словоблудие, до которого и сам Мухаммад был небольшим охотником.

Приняв это удивительно мудрое и, вместе с тем, простое решение, Мухаммад успокоился. Он опустился на подушки, взял в руки чубук кальяна и… вернулся на десятки лет назад, в тот день, когда до его, Мухаммада, коронации оставались считанные дни…

Его отец, почтенный халиф Абу-Джафар Абдуллах, усадив сына рядом с собой, проговорил:

– Мальчик мой, помни, что традиции помогают нам управлять страной нашей мудро и справедливо. И потому следует их соблюдать для блага наших подданных, равно как и для собственного нашего блага.

Юный Мухаммад кивнул. О, эти слова он слышал уже, должно быть, тысячу раз… А быть может, и дюжину тысяч раз. Но спорить с отцом не стал – надеялся Мухаммад, время все расставит по своим местам. И через пару-тройку месяцев сможет он отправиться в древнюю восходную страну, дабы… Но следующие слова отца столь сильно изумили наследника, что он позволил себе переспросить: