Тайна наложницы - Шахразада

Ежели не готов ты к столь кардинальным деяниям, просто прогуляйся в тени садов, осмотрись, реши, что ты оставишь без изменений, а что пожелаешь перестроить или перекрасить. Одним словом, гарем, сын мой, – это место, где ты воистину подлинный властелин. Лишь твое слово и твое предпочтение здесь есть вердикт, сомнению не подлежащий.

Думаю, ты теперь знаешь все, однако считаю своим долгом напомнить тебе, что гарем, место услады, все же есть и обиталище человеческое, где томятся или наслаждаются жизнью сотни прекраснейших созданий. И за них ты несешь ответственность не меньшую, если не большую, чем за весь свой народ.

И еще несколько слов, быть может, давно уже тебе известных. Твоя матушка, прекрасная Марджана, великая валиде-халиф, поможет тебе во всем, что будет нужно. Твои сестры и мои дочери, не выданные замуж до сего мига принцессы, отдадут саму жизнь за тебя. Сие есть непреложный факт. Однако никто не может уберечь тебя от заговоров или смуты, ибо все мы – лишь слабые люди. И тебе, сын и властелин, придется быть равно настороженным как при входе в диван, так и при входе в гарем. Увы, сколь бы ни любил я твою мать, сколь бы ни наслаждался негой Верхнего сада, спокойствия, увы, не находил и здесь.

Сейчас гарем полон. Царит там твоя матушка, валиде-халиф. Живут в нем и три твоих сестры, принцессы крови. Согласно традиции, я переселил в Малый дворец вторую и третью свою жену – вторую и третью кадину. Ты же, халиф, жену себе еще не избрал, и потому покои бах-кадины, первой жены, пустуют. То же можно сказать о покоях ирбалей, фавориток, и кадин – женщин, что стали матерями твоих детей. В остальном же я буду краток: рабынь и одалисок суть неисчислимое множество. Об имени каждой из них тебе поведает первый евнух, в надежности которого у меня не было причин сомневаться (однако и его ты можешь и, думаю, должен сместить с поста). И помни, мальчик: гарем есть не только дворец неги и сад наслаждений, но и место, где глупые девы холят свою красу и прячутся от мира. Увы, я грешен, ибо зачастую замечал лишь прекрасные лики, менее интересуясь, есть ли под роскошными волосами хоть капля разума. Думаю, не устоишь и ты, однако, хотя бы иногда, пытайся понять, что привлекает тебя в избранной деве: несравненная краса, плод долгих усилий природы и придворных умельцев, или, пусть хоть слегка, разум, каким должна обладать и дева, сколь хороша она бы ни была…»

Гарун поднял глаза от строк. Да, матушка частенько говорила, что следует обращать внимание на разум, характер девы и лишь потом – на ее лик. Более того, именно она, Марджана, а теперь валиде-халиф, настояла на том, чтобы все дети царедворцев учились. Ибо нет ничего хуже женщины, единственным достоинством которой является смазливая мордашка и ухоженное тело.

– Должно быть, прекрасная валиде-халиф последует за моим отцом в Полуденный дворец… И выходит, что доверять в уютных покоях и садах я смогу лишь сестрам. Хотя и это немало.

Все прочитанное убедило Гаруна, что следует один из первых монарших визитов совершить именно туда, за стены гарема.

– Ну что ж, – юноша сладко потянулся и встал. – Не будем длить неприятное…

И усмехнулся. Ибо латинская поговорка, как бы мудра она ни была, сейчас подходила мало: гарем, вернее, его многочисленные обитательницы – суть место, самой природой предназначенное дарить халифу все самое приятное, от наслаждения вкуснейшей в мире пищей до обладания прекраснейшими в мире телами.

Мраморные плиты, устилавшие коридор на женскую половину, были отличны от всех мраморных полов Большого дворца. Именно для того, чтобы попавший сюда случайно царедворец смог остановиться еще до того, как нога его ступит за пределы селамлика, наружных гаремных покоев, где иногда владыка изволит принимать послов или выслушивать советы мудрецов. Далее вход разрешен одному лишь повелителю и полновластному хозяину всего этого заповедника красоты.

Именно туда и шел сейчас Гарун. Он, в который уж раз, ощутил определенно неприятное чувство: словно входит в царский зверинец, из всех клеток которого на него будут смотреть глаза, алчущие пищи, крови или свободы.

Однако следовало подобные мысли удержать и остаться равнодушно приветливым до того мига, когда сможет он обдумать и трезво оценить все увиденное.

Гарун распахнул двери, предназначенные для одного лишь хозяина. И увидел всего в двух локтях от себя угодливо согнутую спину первого евнуха. Тот выпрямился, затем вновь согнулся, теперь еще ниже, и принялся бить поклоны, которые Гаруну были тем отвратительнее, что первый евнух был фантастически толст и столь же уродлив. Поговаривали, что он одержим болезненной тягой к мужчинам и потому смог удержаться на своем месте сказочно долго.

Гарун сделал недовольный жест, коим попытался остановить своего царедворца и одновременно указать, что пора приниматься за дело. Должно быть, первый евнух был опытным придворным, ибо смог прочесть в этом небрежном движении также и неудовольствие, и желание побыстрее справиться с делами, и еще добрый десяток монарших мыслей.

Он, переваливаясь, поспешил по дорожке через сад, на ходу продолжая кланяться. Гарун шествовал за ним, вспоминая слова матери о том, что первый евнух в этих покоях могущественен более, чем самый могущественный паша… У него свой дворец, свои придворные, лакеи, экипажи, лошади и, само собой разумеется, громадное жалованье.

– Помни, мальчик, евнух не только слуга гарема, но, в определенном смысле, и его хозяин, – говорила Марджана, когда Гаруну в первый (как потом оказалось, и в последний) раз захотелось войти в гарем. Мудрая мать, конечно, считала своим долгом просветить сына, дабы уберечь его от косых взглядов и злобных шепотков за спиной. Первые евнухи кадин размещаются в серале около дам, при дворе которых они состоят, разумеется, не в одном с ними здании, но недалеко от гарема. Эти господа тоже ведут роскошную жизнь и ни в чем себе не отказывают: комнаты их прекрасно меблированы, каждый имеет несколько лакеев к своим услугам и несколько дорогих лошадей на конюшне. Они по большей части люди, любящие хорошо жить и проводить время за игрой в трик-трак и другими забавами. Вообще же евнухи большие любители хорошего оружия и лошадей; это казалось бы странным, а между тем так есть.

Первый евнух, достойный Кадир-паша, более чем полно отвечающий своему имени[2], уже распахнул первую из трех дверей, что вели в дворцовый сад. Сие тоже была давняя традиция, и ее свято соблюдали не только при дворе халифа, но и при дворах его наместников.

До второй двери было всего несколько шагов, но Гарун преодолел это незначительное пространство удивительно медленно, ибо пытался вспомнить многие трактаты, дабы хорошо подготовиться к зрелищу. Сейчас в его памяти всплыли слова мудрого Осман-бея, который посвятил свою жалкую жизнь тому, чтобы раскрыть неверным как можно больше тайн, кои, казалось, самим Аллахом великим дарованы лишь усердным правоверным. Однако и для правоверного его труды были небезынтересны.

«Евнухи являются подлинными агентами по самому своему среднему положению между двумя великими фракциями человеческого рода, – писал Осман-бей. – Каждый из дворов, или даирэ, имеет от десяти до пятнадцати евнухов, которые расхаживают по гарему, чтобы получать и исполнять приказания дам. Приказания эти исполняются ими по очереди, и только старший из евнухов может являться и получать непосредственные приказания от своей госпожи. Каждая султанша и каждая кадина имеет своего первого евнуха (первого камергера), который пользуется значительной властью над персоналом ее двора.